Книга интервью. 2001–2021

Тема новая и для меня, и вообще для науки. Но она продолжает мою книгу «Внутренняя колонизация», где одна из глав посвящена пушной торговле в Московском государстве. Там я построил образ сырьевого государства, которое существует в мистическом единстве между силовой «элитой» и природными ресурсами, а население оказывается избыточным. В Средние века люди жили натуральными хозяйствами, кормились сами или организовывали небольшую торговлю на городской площади. Но в случае Московского государства, когда кончалась сырьевая экономика – сначала исчез спрос на беличий мех, а потом истребили соболя, – ситуация изменилась. В аграрном обществе существовала полная занятость. Крепостное право появилось именно тогда, когда исчезли меха. Государство, до этого времени не зависевшее от населения, поняло, что теперь его единственный ресурс – это мужики на земле. Началось распространение крепостного права и расширение империи.

Натуральные ресурсы очень разнообразны – уголь и нефть, хлопок и зерно, соль и сахар и многое другое. И моя идея в том, что все они обладают различными политическими свойствами. Различия в химических свойствах очевидны для всех. Но у разных ресурсов разная география, они требуют разных технологий – это целый мир. Хлопок был связан с рабством в США, зерно – с крепостным правом. Нефть и газ – наименее трудоемкие ресурсы, которые создают огромные ценности, требуя сравнительно мало усилий. Уголь, напротив, требует больших групп рабочих, среди которых зарождается чувство солидарности и появляется возможность забастовки.

Получается, что самый важный вопрос для ресурсного государства – куда деть собственное население.

Да, это действительно самый острый вопрос. Один вариант – подсадить население на ресурс, как это было с бермудским сахаром в Британии. Население будет беднеть, но не перестанет его покупать. Есть крайние варианты – уничтожить людей, но такое происходило нечасто. Больше случаев, когда избыточному населению было куда уйти. Его выселяли в колонии, например в Австралию, или фронтир расширялся, как это было в России и США.

В современном мире проблема избыточного населения стоит еще острее в связи с развитием технологий. Автоматизация рабочих процессов лишает людей рабочих мест. Их надо кормить, но они все равно не будут довольны, их нужно еще чем-то занять. Вот, например, французские таксисты бастуют против Uber. Так сырьевое государство, во многих отношениях домодерное, кажется обманчиво сходным с постиндустриальным. В России и раньше образовывались такие исторические складки, когда внутренняя колонизация сочеталась с модернизацией, а наивные историки писали об этих периодах как о вестернизации. Посмотрим, чем дело обернется в этот раз: смутным временем, или войной, или новой перестройкой, или очередной эпохой застоя. Я не верю в исторические аналогии, на самом деле все всегда происходит в первый раз. Но историки без дела точно не останутся.

Мог ли мир стать другим?

Беседовал Михаил Соколов

Эхо Москвы. 2016. 27 марта

Мы поговорим о после Соединенных Штатов Уильяме Буллите, благодаря которому как минимум дважды современный мир мог бы быть другим, но таковым не стал. Александр Эткинд решил в этой теме разобраться, и вот вышла книга, которая так и называется: «Мир мог быть другим: Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век». И вопрос первый такой. Ваш герой – дипломат, писатель и журналист Уильям Буллит, подозреваю (это я подозреваю) привлек ваше внимание не в связи с политической карьерой, а потому, что был другом, биографом и соавтором Зигмунда Фрейда, так или нет?

Именно так. Я им стал заниматься довольно давно, когда я писал самую первую книжку «Эрос невозможного. История психоанализа в России». И тогда я заинтересовался Буллитом, потому что он был соавтором Зигмунда Фрейда. Они написали вместе биографию Вудро Вильсона, американского президента, и это стало образцом психобиографии. Был такой жанр, он цвел в 1970‐х годах, а сейчас практически умер. Кроме того, в бытность свою американским послом в Москве Буллит подружился с разными представителями советской элиты. Он на свой вкус их выбирал. Он, например, был близок к Радеку.

И бал сатаны, описанный Булгаковым, я так понимаю, – это бал посла в 35‐м году, да?