Книга Иоши

– Ладно, давай прощаться. Смотрю, у тебя хорошее настроение. Я-то думал, ты там в депрессии очередной.

– Можно радоваться и с разложившейся психикой.

На том конце замолчали. Это был бессмысленная тема для разговора, и я ни в чем не обвиняю отца, ведь сам не знал, что на это ответить.

– Ладно, ты прав, пора заканчивать наш разговор.

Счастье – что это слово значит? Я и правда забыл. Давно у меня не было таких легких разговоров, особенно с родными. С матерью диалог проходил сухо, с моей стороны из-за коротких предложений, а с ее с длинными и утомительными рассказами о своей жизни. Сколько я потерял, не отвечая на все это взаимностью. Я сам себя заключал в ненужные рамки, которые сдерживали мои эмоции. Однажды мне хотелось с ней поделиться личным, рассказать о своих проблемах с учебой. Мне требовалось высказаться, слезы сами напрашивались, но я посчитал это лишним: тратить свои силы и ее переживания за меня.

Зачем? Я для чего-то оберегал себя и ее, но до сих пор не знаю зачем. Мои внутренние демоны ведомы моими сомнениям, которые, как говорят психологи, исходят из детства, все ответы надо искать там. Проблема в том, что все размыто: младенческие годы отсутствуют в моей памяти, школьные легкие насыщенные и монотонные, а студенческие разгульные и шумные, а после – неинтересная тянущая пустота. Жизнь словно гоночный кар, мы быстро разгоняемся, но тормозной путь получается длинный и блеклый.

Даже приход Червя оставил приятный осадок, какой бы ужас за этим ни таился. Возмездие. Годы унижений, что я прошел, наконец-то воздались. Мир не заслуживал ни одного из моих обидчиков, как они не заслуживали этот самый мир. Странно, что так поздно об этом узнал, словно было табу на разглашение имен жертв Родищенского палача, с другой стороны, последние годы прошли для меня в забвении. Не понимал только, почему Родищенский палача во второй раз становился частью моей жизни.

Глава 8

Смерть последователя Церкви Истинного Бога прошла тише, чем предыдущие три жертвы до него. Парень был не таким значимым для Родищенска, не занимался важным для общества делом. Очередная серая мышь среди кучи похожего мусора, проживающего на дне Нижнего. Никому до нас не было дела. Никому не было дела до меня и Кулака, нашедших тело очередной жертвы Родищенского палача. Наши родители пытались с нами поговорить, но кроме неловких пауз ничего не выходило. Кулаку мертвое тело было безразлично, я даже завидовал ему, ведь со мной все наоборот. Он, в отличие от меня, навидался жестокости на улицах Нижнего, а я кроме мордобоя на старом стадионе ничего и не видел. Бой стенка на стенку для меня был спортивным зрелищем, добровольным для участников, красивым и изящным, но насилие против воли жертвы стало шоком.

События того лета меня выбили из эмоционального равновесия, мои мысли не могли сконцентрироваться на одном несчастье, они прыгали пинпонговым шариком друг от друга, вызывая букет чуждых для меня чувств.

Полиция ни о чем нас не спрашивала: то ли им было все равно на мнение детей, то ли уже давно плюнули на все это дело с Родищенским палачом. Все для всех было нормой. Зато моя мать не могла усидеть на месте, постоянно причитала что-то в духе: «Я же говорила». Запретила мне выходить из дома, чтобы со мной ничего не случилось. Конечно, мой возраст позволял ее ослушаться и делать что вздумается, но после такого потрясения волновать ее не хотелось. Несколько дней после случившегося она каждый день выпивала успокоительное, жалуясь, что сердце ее не выдержит, что меня скорей надо увозить из этого опасного города. Мне хотелось ей рассказать про желание поступать в Москву, но боялся. Было страшно представить, как она отреагирует, но момент подвернулся. Когда прислали результаты ЕГЭ, оба обрадовались высоким результатам, и это был мой ключ в любой престижный ВУЗ. Я аккуратно в разговорах с мамой подводил к тому, что это мой шанс прыгнуть даже выше, чем мы планировали. У мамы снова возникали сомнения и опасения. Москва – большой и страшный город, там со мной может произойти что-то хуже, чем дома, но впервые мои доводы убедили ее, ведь она больше всего желала, чтобы я выбился в люди, чтобы не горбатился и не губил свое здоровье на заводе. После этого она в целом мягче относилась к последним событиям: к ссоре с сестрой, к новости об отце, о найденном мной мертвом теле. На мой вопрос: «Можно ли пойти на улицу?», спокойно отпустила, уже меньше переживая за меня.

Первым делом я направился к Кулаку, чтобы уже вживую, а не по переписке обсудить последние новости.

– Идем на наше место, – произнес он, разворачивая меня рукой в нужном направлении.

– А нам разве можно там находиться? – запаниковал я. – Как-никак место преступления.

– Чего? Что за бред! Кому сдался этот пятачок. Меньше кино смотри, там обо всем врут.

– Ну мало ли. Мы же всего не знаем.

Кулак лишь скорчил противную рожу на мои слова.

– Знаю, что говорил, что мне пофиг, но одна мысль меня замучила. Хочу с тобой обсудить.

– Выкладывай тогда, нам необязательно идти к реке.