Книга Каина

10 утра. Плоскодонная баржа «Самуэль Б. Малрой» качается на волнах прилива и течения низким гробом, дрейфующим на шершавой серой воде. Пасмурно. Небо низкое и серо-белесое. Приходят и уходят буксиры, утаскивая пристёгнутые баржи, словно играя в домино игрушечными корабликами. Они неожиданно возникают из окутавшего Манхеттен-Айленд тумана, важно завывая. Двух сбросить, одного забрать. Это происходит непрерывно, пока здесь швартуются баржи. Сейчас нас, прикреплённых тросами к плавучей пристани, одиннадцать штук. Пристань, служащая временной стоянкой для барж по дороге к разгрузочным площадкам Бруклина и Ньюарка, штат Нью-Джерси, необитаема. Она представляет собой неповоротливую посудину без двигателя, раскрашенную зелёным с красным и снабжённую швартовочными тумбами, судовыми утками, лебёдкой и несколькими перлинями. Размалёванный деревянный борт сообщает, что перед вами «Бронксовская плавучая пристань 2». Пристань покачивается, стоя на якорях, в волнах прилива. Баржи в три ряда скучились за ней словно бусины на нитке. Где-то недалеко, но за пределами видимости, уныло и монотонно бряцает колокол, словно воющая над покойником баньши. Звук исходит от буя, мигающего через равные промежутки времени по ночам резкими взрывами белого света, который, как кажется, сперва колеблется перед вспышкой. А если ночью туман, огни с нижней части Манхеттена вздымаются вверх сквозь мглу, складываясь в электрический замок.

Светало, когда я вышел на мостик.

Солнце с трудом пробивалось через стелющуюся дымку и поверхность воды, в этот час глянцевая, слегка окрасилась в его цвет. Позади себя я насчитал четыре баржи, сразу за пристанью была цепочка из четырёх, а на удалённой стороне — четыре баржи, нагруженные высокими штабелями красного кирпича и две баржи с жёлтым песком.

Первая баржа в центральной цепи — серо-красная. Это одна из семи барж небольшой компании по морским транспортировкам.

Я присел на перевёрнутое ведро у левого борта на корме и уставился на постепенно открывающуюся за водой береговую линию Бруклина. Всю ночь я глушил кофе и выкурил немного марихуаны. Гладкая серо-жёлтая вода, кренящиеся чёрные конусы дальних буев и проходящее грузовое судно, движущееся по дельте в сторону Норт-Ривера и Ист-Ривера — всё это усиливало глубоко запавшее мне в душу ощущение, что я живу вне времени. На палубе было холодно. Я поджидал барахольную посудину, подплывающую к стоянкам закупиться старыми верёвками, продающую газеты и сигареты.

День. Дождь прошёл. Я один, застрявший между двумя кусками суши, жду отплытия с грузом серого щебня в мой пункт назначения «Колониальный песок и камень» в Ньюарке, штат Нью-Джерси. Я смотрел, как заря приблизилась к раскрытой двери моей маленькой белой каюты, разглядывая видневшийся за водой потухший знак «Коринфских Линий»[22] и спрашивая себя, чего я хочу добиться этим занятием.

Годами повторялось одно и тоже. Те же самые ситуации. Иногда я думал, что места моего обитания чему-то учат меня. Баржа на Гудзоне, подвал в Лондоне, крошечная студия в Париже, дешёвая гостиница в Афинах, тёмная комната в Барселоне… а сейчас я живу на подвижном объекте. Каждые несколько дней — новое место назначения… но всегда при одних и тех же обстоятельствах. Рассуждающие и возмущающиеся голоса казались знакомыми.

Швед объявился снова.

Было что-то около полудня, и я рассчитывал сварганить себе чашечку кофе, но у меня кончилось молоко. За мной стояла баржа «Гарри Т. О'Рейлли». С помощью короткой лесенки я карабкался по носу судна к грузу, состоящему из каменной мелочи. Я люблю ходить там, где лежит груз. Пока идёшь по барже, под ногами хрустит щебёнка. Груз может состоять из 800 — 1300 тонн дроблёного камня. Из каюты на корме струилась тонкая нить серого дымка. Взять белого. Два танкера медленно двигались к Ист-Ривер. Неподалёку гудел вертолёт. Он направлялся к Манхеттену.

Швед с помощью ручного насоса откачивал воду из трюма. Он поднял голову, когда я приблизился. Морда широкая, волосы седые и коротко стриженные, приземистый, глаза маленькие и голубые, плюс толстая красная шея. Я забыл, что это его баржа. По его словам, он всю жизнь в море, на этих баржах. За исключением времени, когда их ставят на зимовку. Потом он снова отплывает.

Как-то раз напоровшись на него, я допустил большую ошибку, приняв его приглашение выпить по чашке кофе. Мы только начали спускаться по реке от пристани. Весь следующий день не мог от него отмотаться. То и дело, под тем или иным предлогом шлялся ко мне на баржу.

— Как шиснь?

Этот субъект не читал вообще, даже газет. Зато вечно что-то колдовал с верёвками или молотком. Плотник по виселицам из Ботнического залива[23].

— Школко у типя воды?

Он имел в виду воду, протекающую через толстую корабельную обшивку, а еще темноватые отблески стоячей воды под опорными конструкциями в трюме.

— Мало, вчера её, родимую, откачал.

Он уходил, а я делал вид, что страшно увлечён чтением газеты. Если я был с книгой, он обязательно просил пересказать ему, о чем она. «Я тшитат не люблю, ты мине рашкаши про што она, латно?»