Мидху был отчаянным курильщиком гашиша, трубадуром, парижским алжирцем из тех, кто ест руками. Усевшись на полу в позу лотоса, мексиканские усы подчеркивали его насмешливо кривящиеся губы, он воздевал сцепленные руки и вещал о плоти. Тяжелые брови, покатый лоб, маленькие заостренные уши, чёрные глаза хищной птицы. Иностранные слова, выплёвываемые сквозь сжатые зубы, лапа оборачивается кулаком, становится ножом, становится ладонью.
— Да, слыхал, он уехал в Алжир, — ответил Алан.
— Он раз прислал мне открытку, — сказал я. — Но мне рассказывали, у него теперь пол-лица нету после того, как он в Алжире вписался на грузовике в кирпичную стенку. Это был полицейский пропускной путь на трассе. Не знаю, может он гашиш вёз, может, оружие.
— Бедняга, — посочувствовал Алан, — С ним сейчас всё нормально?
— Насколько мне известно, нормально. Я слышал, что он ненадолго возвращался в Париж и был такой же, как всегда. Помнишь его гитару?
Мы бурно общались, когда снова появилась Джоди.
— Ты идёшь, Джо?
— Конечно. Это Алан Данн… Джоди Манн.
Джоди кивнула, Алан ей улыбнулся.
— Не буду задерживать, — произнес Алан, поднимаясь.
— Да, Джо, пошли, — заторопила Джоди.
— Я тебе позвоню, — пообещал я ему.
— И закончи книгу, — попросил он.
Едва мы вышли на улицу, Джоди сказала:
— Ты чего так долго?
— Отъебись, — ответил я.
— Лу ждёт, — начала возникать она.
— Слышала, что он мне сказал?
— Нет. Кто? Лу?
— Нет, не Лу. Парень, которого мы ограбили.
— А, этот? Нет. И чего?
— Он мне сказал: «Допиши эту книгу».
— Какую? — уточнила Джоди.
— Да хоть какую! — воскликнул я.
— Ага!
— По типу это мой уебищный raison d’etre[30]!
— Твой чего?
— В том смысле, что я не стал ему говорить: «Всё, проехали, разве нет?»
— Да, чувак, он что-то дуплил! Лу просил побыстрее.
— Что случилось? — с раздражением спросил я.
— Фэй взялась сгонять. Будет как раз на месте, когда и мы подтянемся.
— А кто спонсор?
— Лу, он скинул за нас десятку.
На десять баксов нам досталось не особо много. Лу высыпал это дело на зеркало, и когда мы подошли, с помощью лезвия делил. Там были Фэй, Гарриет, жена Лу, которая готовила соску для малыша, вечный паразит Вилли, превращавшийся, при условии, что вы взяли его на хвост, в образец благодушия. Ему было тридцать пять, плохие коричневые зубы и очки с толстыми стеклами, Лу, Джоди и я. Почти сразу объявились Джео с Моной. Его красная разгоряченная физиономия пылала над белым воротничком. С Моной он всё время носил белый воротничок. У неё была шляпа и химия на волосах, отчего она смотрелась незамужней тетушкой рядом с Фэй, снявшей шубу и закатывающей рукав бесформенного зелёного платья. Гарриет с косичками, как крысиные хвостики, одетая в неизменную рубашку с джинсами, одной рукой нянчила младенца. Выходя вместе с Моной, Джео напустил на себя ехидно-ханжеский вид, дававший нам понять, что он в курсе, она несколько толстовата, плюс эта её свежая завивка и шляпа, в которой она ходит по улице. Её наличие он объяснил тем, что у неё такая жопа — приятно хватать. Но от его извинений нам стало неловко, а Мону они только подстегнули ещё усердней корчить из себя приличную даму. Сама-то Мона хорошая. Грустно было наблюдать, как по милости Джео ей пришлось изображать неуклюжую пародию на саму себя.
— Джео, ты мне на пять баксов должен. И где это дело? — подал голос Лу от посудной сушилки, где он стоял. Из-за того, что Лу уставился на Джео, лезвие замерло над кучками лежащего на зеркале порошка. Я заметил вспышку раздражения, сверкнувшую в жёлтых глазах Фэй.
— Лу, отсыпь мне ширева в эту ложку. Попозже себе оттуда возьмёшь, — сказала ему она.
— Хули ты творишь! — взбрыкнул Джео на Лу. — Я сгонял. Я подписывался на треть. Сколько я тебя подогревал?
— Хорош пиздеть, — перебила Фэй, толкая Лу локтем. — Вот ложка. Приступай. Джео, ты бы не мог на минутку заглохнуть?
Лу стоял над раковиной, глядя теперь даже не на Джео, а вниз и никуда, улыбаясь фирменной улыбочкой.
— Привет, Гарриет, привет, Джо, — сказала Мона. Мы все скучились в углу помещения (нечто среднее между коридором цокольного этажа и длинным подвалом), которое служило кухней, возле плиты и возле раковины. Потом, поскольку она лично ширяться не собиралась, недоуменно переводила взгляд то на одну, то на другую рекламу, которую Лу пришпилил по стенке. Девочка говорила мамаше: «Мам… ты не могла бы сделать так, чтобы когда Джон придет, папа посидел наверху?»
— Слушай, деточка, — обратился Джео к Фэй. — ты мне так и не отдала фасовку на десять баксов. А что с теми тремя долларами, которые вчера одолжила?
— Что бы он ни говорил, к делу не относится, — произнес Лу из-под своей улыбки.
Фэй хрюкнула, нагревая ложку над газовой горелкой.
— Ох уж ваша арифметика, — сказал, выбирая пластинки, Вилли.
— Дай ещё чуть-чуть, — попросила Фэй, — а то я даже не почувствую.
— Чёрта с два не почувствуешь! Баян грязный! — ответила Джоди.
Мона тихо шаталась из угла в угол комнаты, потом села и развернула журнал. Джео равнодушно проводил её взглядом и обратился ко мне со словами:
— Попроси, чтоб эти гондоны от меня отцепились!