Читаем Книга Каина полностью

— Мужик, тебе ж было сказано, я не хотел бы чтоб вы все сюда заваливались, — сказал Лу Джео. — Превращаете хату в бардак.

— Ну и что? — оскалился Джео. — Ты говоришь, я не в кассу? А сам сколько раз у меня на хате зажигал?

— Заткнись на минуточку, Джео, — сказал я. — Ради Бога, Лу, если ты следующий ширяться, давай, готовь.

— Точно, — влезла Джоди. — Лу следующий на укол, если Фэй в конце концов перестанет дуплить.

Густая, тёмная пурпурно-красная кровища Фэй поднялась в пипетку и упала вниз, словно столбик кровавой ртути в барометре. Обломавшееся с произнесением словцо брызнуло из угла ее синюшного рта в выпаде нечленораздельного негодования — чего? Обвинять Фэй? — веки закрылись, она залопотала: «по-моему… вроде… не… попала…»

— Ага, фигня получилась, Фэй, ты поранилась, — сказал я.

— Решила устроить Лу переливание крови, — влезла Джоди.

— Какая у тебя группа крови, Фэй? — спросил Лу.

— Кто-нибудь здесь знает, сколько времени? — произнесла из своего угла Мона. Чтоб Джео отвязался, я пообещал ему с ним поделиться. Вдохновленный моим великодушным жестом, он последовал моему примеру и сообщил Моне, что времени десять минут третьего.

— Я поделюсь с Вилли, — сказал Лу.

Гарриет вынула из кастрюли с горячей водой бутылочку для малыша и брызнула струйкой молока себе на запястье попробовать. Ребенок охотно взял соску.

— Опочки! пусть приучается! — заметил Вилли.

Мы все, за исключением Моны, вмазались.

— Почему ж её-то ты не ширнул, Джео?

— Не. Она это не употребляет, — нарочито уважительно отвечал он, вроде как это само собой разумеется.

Прибыл Том Тир с обиженной рожей и начал выяснять: не осталось ли геры. Лишь одна Фэй оставалась счастливой обладательницей, и она отреагировала в непонятной и неповторимой манере, типа того что со вчерашнего дня заначили, а впоследствии нашлось. Мне всегда казалось, что в манере Фэй разговаривать кроется своеобразное беззлобное вероломство, хотя она редко сильно старалась прикрывать своё враньё, компенсируя это своё нахальство дополнительным нахальством и незамедлительным переходом к наездам — чего? Обвиняешь Фэй?

Вспоминаю Мону несколько часов спустя. На её терпеливость трудно было пожаловаться. Или нетрудно. Хотелось сказать ей: «Джео вмазывался час назад? По-твоему, проявлять терпение — это такая великая, чёрт возьми, добродетель?» Но Мона бы улыбнулась в ответ, почти так же (не)двусмысленно, как её тёзка из Лувра, своей кривой улыбочкой, встревожено, нисколько не осуждая. Она, наверно, и сама бы ширнулась, если бы не стояла горой за Джео. Он напоминал мужа, защищающего жену от оскорблений. Тыченевидишьтутжеженщины?

Джео адресовался к Лу в тертуллиановом духе:

— Я к тому, что мне до фонаря, если ты возьмешься доказывать, что я сволочь. Ты врёшь!

И Мона произнесла на всю комнату:

— И разве он не сумасшедший?

Гарриет сохраняла спокойствие.

— Я так понял, ты говорила, у тебя по нулям, — говорил Том Фэй.

Фэй промолчала. Колдуя по тихому над раковиной, словно замешивающий свои снадобья д-р Джекилл, она несомненно надеялась незаметно уколоться по второму разу. Поднесённая к ложке её рука со спичкой дрожала.

— Ё-моё! — произнес Том, взывая к союзникам.

Фэй продолжала молчать. Она набрала раствор в пипетку.

— Фэй, не жмись, дай хоть немножко!

— Оставлю тебе чуток в ложке! — буркнула Фэй.

Том оживился, как это с ним иногда случалось.

— Чувак, я знал, у тебя всё получится! — хмыкнул Джео.

— Джео, отвали! — отвечал Том.

— Он прав, Джео, — сказал Лу, и его веки тут же затрепетали, едва он встал, склонившись над раковиной. — Ты — назойливый козлодой.

— Джео, я пошла, — объявила Мона, — доеду на такси, всё нормально, тебе не обязательно подрываться. Если есть желание, оставайся.

Джео, кажется, расстроился:

— Солнышко, тебе что, трудно подождать ещё полчасика?

— Разумеется, — страдальчески кивнула Мона. — Просто в это время вечером поезда раз в час ходят. Да ты и сам знаешь.

— Понятно, — сказал Джео, — но я тебя в любом случае до станции провожу.

— Вместе слезаешь, вместе зависаешь, — непонятно к чему высказался Лу, продолжая раскачиваться.

В дверь постучали.

— Минуту подождите, Господи, посмотрю, кого принесло! — произнес Лу, подходя к двери. Том аккуратно вытащил из вены машинку, промыл её водичкой и закинул к ножам с вилками.

— Кто там? — громко вопросил Лу, навалившись на дверь плечом.

— Считает себя Горацио на страже моста[31], — заметил Джео. — Если это мусора, они его затопчут. Знаешь, когда меня принимали, вломились с пушками, а я стою со своей ебаной ложкой. Мне бы вместо неё огнемёт!

— Заткни свою жирную пасть! — шикнул Лу.

Голос снаружи представился: «Этти!»

— Ништяк, Лу, это Этти, — сказала Фэй.

— Твою мать, Этти! — возмутился Лу. — Не квартира, а «Гранд-Централ». Не хуй сюда толпами шататься.

— Фэй у вас? — попел голос.

— Впусти её, чувак, — сказала Фэй. — У неё, может, ширево при себе.

Этти зашла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Апостолы игры
Апостолы игры

Баскетбол. Игра способна объединить всех – бандита и полицейского, наркомана и священника, грузчика и бизнесмена, гастарбайтера и чиновника. Игра объединит кого угодно. Особенно в Литве, где баскетбол – не просто игра. Религия. Символ веры. И если вере, пошатнувшейся после сенсационного проигрыша на домашнем чемпионате, нужна поддержка, нужны апостолы – кто может стать ими? Да, в общем-то, кто угодно. Собранная из ныне далёких от профессионального баскетбола бывших звёзд дворовых площадок команда Литвы отправляется на турнир в Венесуэлу, чтобы добыть для страны путёвку на Олимпиаду–2012. Но каждый, хоть раз выходивший с мячом на паркет, знает – главная победа в игре одерживается не над соперником. Главную победу каждый одерживает над собой, и очень часто это не имеет ничего общего с баскетболом. На первый взгляд. В тексте присутствует ненормативная лексика и сцены, рассчитанные на взрослую аудиторию. Содержит нецензурную брань.

Тарас Шакнуров

Контркультура
Семь лепестков
Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом — в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа — известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга — первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем. Читатель найдет здесь убийство и дружбу, техно и диско, смерть, любовь, ЛСД и очень много травы.Вдохни поглубже.

Cергей Кузнецов , Сергей Юрьевич Кузнецов

Детективы / Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы