Книга Каина

Серьёзный вид Гектора привлёк моё внимание. Став коммивояжером, он привык постоянно вешать людям лапшу на уши, освоил профессиональную беспечность, которая теперь улетучилась. Но теперь его отец погребён, и он вроде бы взял себя в руки и впервые меня заметил. Как я поживаю? У меня всё нормально? Вот повезло же жить в наше время за границей! О, а налоги в этой стране, ты себе представить не можешь! Не в меру сердечный, скользкий… вот в кого превратился мальчик, которого я носил на своей спине через опасный выступ возле Бен-Невиса. Разве неудивительно, как всё повернулось, совсем не так, как ожидали? Я заподозрил, что он имеет в виду мою одежду, небрежную, потихоньку превращающуюся в лохмотья — бедный Джо, весь в отца! Мой анонимный облик в целом.

— Заехал навестить нас перед отъездом. — произнес Гектор, но он уже смотрел мне через плечо, где один из его партнёров мурыжил босса разговорами. — Ты нас больше не забывай, старик. Мы с Вивиан будем ужасно рады услышать обо всех твоих странствиях, постоянно тебя вспоминаем. Марко Поло, а? Чего бы только я не отдал, чтоб оказаться на твоём месте!

— Следующий раз, — сказал отец, когда нам удалось остаться одним, — это произойдет со мной.

— Чепуха. И на сей раз, пап, я постараюсь не пропадать надолго.

Я подумал, что почти не соврал. Знать наверняка — невозможно.

Мы ещё долго оставались на кладбище, после того как прочие скорбящие разошлись. Гуляли по усыпанным гравием дорожкам между могилами. Из-за ярких венков дядину могилу было практически не видно.

— Здесь похоронена мама, — произнес отец, — хочешь сходить к ней?

— Не особо.

— Ты ни разу её не навестил.

— Нет, ни разу. Давай, по стаканчику?

— Тебе решать, — ответил он, не глядя на меня. — Но мне казалось, раз уж мы здесь…

— Я не хочу видеть ее могилу, пап. И уже объяснял тебе.

Весна, помнится, подумалось мне. Быть в Англии. Я как бы между прочим остановился подобрать сломанный цветок, упавший на дорожку. Он был вполне свежий.

— Из какого-то венка, — заметил отец.

Мы шли медленно, молча, и небо было низким и серовато белым, словно молоко, долго простоявшее, собирая пыль, в кошачьем блюдце, и подняв голову, я почувствовал каплю дождя на лице.

— Смотри, похоже, вот-вот хлынет, — сказал я.

— Я хожу сюда каждый месяц, — рассказывал папа. — Не всегда получается, чтоб каждый, но это редко. Хотя бы это мне удается.

Я подавил желание нагрубить. Покосился в его сторону, но он отвел глаза, и на щеках появился лёгкий румянец. Как будто папа ответил: «Я уже старый, Джо, ты должен понимать», будто ответил именно это и ничто иное, что не имело значения, и на самом деле не было тем, что он собирался сказать. Мне хотелось обнять его со словами: «Как же мы похожи, пап». Но я не решался сделать такой жест.

Он с неуверенностью смотрел на меня.

— Я, бывало, задумывался, Джо, почему ты не занялся серьезным делом, ну, как Гектор или твой шурин.

— Задумывался?

— Сейчас мог бы ни от кого не зависеть.

— Я и не завишу.

— Да, знаю, — сказал он, — но ты знаешь, о чём я говорю, Джо.

— Деньги?

Покашливание.

— И статус, понимаешь. Взять Гектора, сейчас у него прекрасное положение. А мальчик здорово вкалывал.

— Ты ему завидуешь?

— Кто? Я?

Его смех прозвучал вымученно. Я оглянулся на урну на подставке из белого мрамора; надпись по-латыни… in vitam aeternam[40]…

— Сам знаешь, это не так, сынок.

— Не желаю обсуждать Гектора, пап. Бедный парень со своими бесконечными квотами.

— Дело твое, Джо. Я не хотел тебя задеть. Только, в детстве вы дружили. Следуй примеру старшего, вот как у вас было, когда вы были маленькие. Он во всем тебя слушался.

— Да, помню.

Мне хотелось просто сменить надоевшую тему, но отец расстроился, лицо его вытянулось. У меня было возник импульс объяснить ему свое отношение… что по-другому бы я и не смог, что не готов я ворошить прошлое… разве он не видит? Но он бы не понял. «Мы очень похожи, сынок, ты и я». Вот так он мог отреагировать. Его сын, в конечном счете. Второе поколение.

— Конечно, я вполне понимаю, — наконец вздохнул он. — Я не особо помог тебе в жизни.

Я поразился этой нелепости. Он всю жизнь в неё верил: мой сын, мой мир. По крайней мере, он может считать себя виновным.

Я поймал себя на том, что отвечаю немного суховато:

— Не вини себя, пап.

И чуть не добавил: «Ты же ни прямо ни косвенно за меня не решал», но защитная улыбка недоверия уже возникла у него, словно забрало на лице.

Мы брели дальше.

И тут-то я обнаружил, что отцовская шляпа вроде бы ему велика. Так и есть, велика. Не его размер. Я взял его за руку:

— Пап, тебе твоя шляпа велика!

Он рассмеялся:

— На другую денег нет, Джо! Представь, когда первый раз шляпу купил, стоили 12/6 баксов… самые лучшие, прикидываешь. Такая же шляпа сегодня 62/6 баксов. Деньги дешевеют, как буквально на днях Гектор говорил. Дешевые шляпы — дрянь, сплошная дрянь. А эта — «Борсалино».

«Борсалино». Он успел остановиться и снять шляпу, ткнул пальцем на выцветшую шелковую подкладку.

— «Борсалино. Сделано в Италии». Видишь?

— Хорошая, наверно.

— Лучше не бывает.