Читаем Книга Каина полностью

Оказавшись в Нью-Йорке во второй раз, я отправился навестить Мойру, которая то ли за дело, то ли просто так не любила Джоди, или же она элементарно беспокоилась обо мне. Когда Мойра отпустила меня в Америку, по-моему, я бы предпочёл, чтоб она последовала за мной. В конце концов, ни с кем из женщин я не пробыл так долго. Её образ всегда возникал передо мной, когда я был с другой женщиной, так что я сознавал нечто в себе, обреченное скрываться, некую разъедающую силу, заражавшую мою страсть сарказмом. Я перебрался в Америку не потому, что ассоциировал это нечто с призраком Мойры. Я не склонен думать, что она никогда бы не ушла от меня, если бы не подозревала, что я что-то скрываю даже от нее, — но поскольку накатывающее на меня сомнение принимало ее облик, воспоминание о ней затеняло неуловимый и печальный призрак.

У нас набрался уже более чем годовой опыт жизни порознь, и в эти месяцы я вел более безалаберную жизнь, чем была у нас в Париже, а Мойра, в Америке, — наоборот. Явная перемена в ее отношении смутила меня.

— Какие у тебя планы?

— Планы?

На борту я сам себе казался спасающейся на плоту жертвой наводнения.

— Я к тому, что тебе нельзя остановиться у меня, не насовсем, — пояснила Мойра.

— Может, сперва поедим?

— Извини, Джо… Давай поедим! Я не то имела в виду… Я рада, что ты пришёл… Честное слово… потом позаботимся обо всём этом, через неделю — две, когда ты решишь, как будешь дальше…

Мойра встретила меня в порту, но затем ей надо было обратно на работу, и она оставила меня в квартире одного. Дожидаясь её и ощупывая вещи, которые были нашими общими, когда мы жили вместе в Париже, играя с сиамской кошкой, купленной в зоомагазине на Елисейских полях, я все думал, зачем она потащилась на работу. Это выяснилось неожиданно, в такси, так что, не очухавшийся после высадки, я не имел возможности расспросить её. Только оказавшись в квартире, я сумел удивиться. Не то чтоб я испытывал злость, больше похоже на разочарование, даже, скорее, омерзение. Я одолел три тысячи миль, а Мойра, видите ли, не может взять выходной. Я сходил в бар, впервые в жизни прогулявшись по Бликер-стрит, о которой мне много рассказывали парижские приятели. Ко времени её возвращения я решил, что в той ситуации был не прав. В конце-то концов, мы больше не любовники. Что мне известно о её делах? У неё своя жизнь.

Тогда я взглянул на неё и поинтересовался:

— С чего ты попёрлась обратно на работу? Приехала туда часа, наверно, в четыре.

— У меня работа. Мне надо зарабатывать на жизнь. — ответила Мойра голосом, каким иногда взрослые склонны общаться к ребёнку.

Теперь я знаю, у неё был более значимый повод. Она кому-то доказывала, что её больше ничто со мной не связывает. Тогда — не знал.

— Забей на работу, — посоветовал я, затрагивая наш старый предмет дискуссий.

— Ты поймешь, что в Нью-Йорке всё по-другому, Джо, — сказала Мойра, нервно прикуривая сигарету.

Оттого, как она чуть нахмурилась, наклоняясь к спичке, на меня накатил приступ ярости. Её собственнический тон, стоило ей заговорить о Нью-Йорке, поражал меня своей смехотворностью и одновременно бесил. Уже испортила мне приезд, а теперь выживает из города. И всё же я инстинктивно догадывался, что она не намеревалась задеть меня.

— Точнее, здесь не как в Париже, — продолжала она, и за знакомыми неуверенными интонациями я уловил её волнение. — Некоторые вещи, которые мы привыкли считать…

— Нету меня желания выслушивать твои отречения. Я не изменился.

В маленькой квартирке смеркалось. Мойра протянула руку включить небольшую настольную лампу. Я поднялся и нерешительно стал смотреть в окно, выходившее в маленький дворик. У меня пока что получалось различить силуэт какой-то старомодной водонапорной башни, возвышающейся над домами в нескольких кварталах от нас. Голубоватый оттенок в сумерках придавал ей совершенно колдовской вид.

— Мойра, помнишь, какой открывался вид из той маленькой chambre de bonne[46] возле Бастилии?

— Да, помню, — сказала она. — Но, Джо, я успела измениться. Меня бесит, как подумаю о том, как эти американцы в Париже катят бочку на Америку.

— А на что им катить бочку, на Египет?

— Не передергивай!

— Ты права. Но мне, как иностранцу, не показалось, что они все как один антиамериканцы или катят бочку на Америку. А если так и было, то это нормальная реакция на эту уродскую непробиваемую рожу, каковую Америка кажет всему остальному миру время от времени; а они, поскольку сами американцы, хотели дать понять европейцам, что не все американцы такие. Надеюсь, это правда.

— Бездельники они! Лишь бы треп разводить!

— Некоторые из них трепались по-французски, — устало проговорил я, — и, так или иначе, тебе незачем учиться в Париже. Находиться там — уже гуманитарное образование. Мойра, вот мне интересно, задумывалась ли ты хоть раз, о чем я думаю.

— Не буду с тобой спорить, Джо. Пошли куда-нибудь ужинать. Извини меня за сегодняшний день. Пошли куда-нибудь ужинать. Может, встретишь знакомых.

— Даже так? Неужто приземлилась ещё одна летающая тарелка?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Апостолы игры
Апостолы игры

Баскетбол. Игра способна объединить всех – бандита и полицейского, наркомана и священника, грузчика и бизнесмена, гастарбайтера и чиновника. Игра объединит кого угодно. Особенно в Литве, где баскетбол – не просто игра. Религия. Символ веры. И если вере, пошатнувшейся после сенсационного проигрыша на домашнем чемпионате, нужна поддержка, нужны апостолы – кто может стать ими? Да, в общем-то, кто угодно. Собранная из ныне далёких от профессионального баскетбола бывших звёзд дворовых площадок команда Литвы отправляется на турнир в Венесуэлу, чтобы добыть для страны путёвку на Олимпиаду–2012. Но каждый, хоть раз выходивший с мячом на паркет, знает – главная победа в игре одерживается не над соперником. Главную победу каждый одерживает над собой, и очень часто это не имеет ничего общего с баскетболом. На первый взгляд. В тексте присутствует ненормативная лексика и сцены, рассчитанные на взрослую аудиторию. Содержит нецензурную брань.

Тарас Шакнуров

Контркультура
Семь лепестков
Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом — в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа — известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга — первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем. Читатель найдет здесь убийство и дружбу, техно и диско, смерть, любовь, ЛСД и очень много травы.Вдохни поглубже.

Cергей Кузнецов , Сергей Юрьевич Кузнецов

Детективы / Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы