Звезда книжного апсайклинга взошла у нас в начале нынешнего века. В апрельском номере журнала «Домашний очаг» за 2007 год описано, как смастерить из ненужных книг торшер, вазу, ширму. Скорые на суд арт-критики относят подобные изделия к образцам так называемой интеллектуальной моды, подчеркивающей ум, образованность, эрудицию, начитанность специально создаваемыми аксессуарами. В творческих кругах такие вещицы нередко получают статус культовых: им посвящают комплиментарные рецензии, их демонстрируют на престижных выставках, для их создания выделяются отдельные творческие площадки.
Между тем в пафосных заявлениях дизайнеров об «уважении к книге, спасаемой от жестокой и жалкой участи быть выброшенной, невостребованной, забытой» сквозит лукавство. Многие изделия подобного рода изготавливаются не из бросовых и непригодных для чтения томов, а из вполне сохранных старинных и даже раритетных. Листы средневековых атласов раскупаются минимум по полсотни долларов за экземпляр, чтобы превратиться в салфетки, занавески, а то и потолочные вентиляторы – на что хватит дизайнерской фантазии.
Если взглянуть на проблему шире, то такие критерии, как востребованность/ненужность, значимость/ничтожность книги, представляются слишком субъективными и весьма сомнительными. Над этим иронизировал еще Зощенко в юмореске «Праздник книги». Фолиант «Вселенная и человечество» приспособили в качестве ножки для комода, чем вызвали бурное негодование товарища Ситникова. «Видали?! Видали, какое чучело! Книгу под комод! И ведь, наверное, сукин сын, хорошую книгу подложил. Ну, подложи словарь французского или немецкого, так ведь нет…»
Попутно возникает вопрос об оптимальной и приемлемой утилизации действительно изношенных, поврежденных, дефектных экземпляров, то есть непригодных для использования. Известная с древности практика – захоронение священных книг аналогично погребению умерших. Отживший свой век том бережно заворачивали в ткань и закапывали в глубокой яме. Могли быть и такие варианты: сжигали в ритуальном костре, погружали в проточную воду, чтобы растворить краски и стереть написанное. Здесь одновременно и дань уважения Слову, и соблюдение экологических принципов, и подтверждение антропоморфности, человекоподобия книги.
Ученые-футурологи и писатели-постмодернисты рефлексируют о нецелевом применении книг в обозримом будущем. Владимир Сорокин в романе «Манарага»[165]
описывает ситуацию полного вытеснения полиграфических технологий электронными и превращения экземпляров первоизданий, библиографических редкостей в объект криминальной добычи: они похищаются из музеев и используются для приготовления изысканных блюд на углях и открытом огне. Этот кулинарный библиоклазм (церемониальное сжигание книг) получает название book'n'grill и становится «великой традицией». Интеллектуалы устраивают букинистические пиры и лакомятся стейком, зажаренным на «Поминках по Финнегану», шашлыком из осетрины на горящем «Идиоте», каре барашка на «Дон Кихоте», сельдью на чеховской «Степи», говяжьими мозгами на «Горе от ума»… Вот где старина Бэкон действительно превращается в сочный бекон!Почему готовят именно на книгах, а не на каких-нибудь иных древностях, скажем на антикварной мебели? Да мало ли горючих материалов и славно горящих вещей! Потому что в книге есть некий метафизический субстрат, какие-то особые свойства, придающие ей статус неповторимой, уникальной вещи. Что в традиционной культуре расценивалось сначала как защита от вредоносных идей (средневековые библиокостры), а позднее как вандализм (порча книг), то в обществе будущего, по Сорокину, становится новым форматом сакрализации.
Нецелевое использование книги – это ее естественная ассимиляция в культуре или ее предательство как продолжение иудина греха? Можно продолжить спор об этичности, но есть одна очевидность: литература явно гуманнее действительности. Вот, например, зимой 2009 года британская газета
Глава 11. Книгоград обреченный: Арт-объекты на основе книг
Книжная колбаса
Создание арт-объектов на основе экземпляров печатных изданий – практика отнюдь не новая. Таковы отчасти и модные в XVIII веке натюрморты-кводлибеты (гл. 2), и викторианские элементы интерьеров в стиле Faux Book (гл. 8). Однако в XX столетии эта практика начинает оформляться в отдельное направление творчества и даже самостоятельный вид искусства.