Книга Корешей

Ресторан, курва, конечно меньше магазина, но в магазине-то все делают машинами, а тут надо белыми ручками. Я боюсь напортачить будто в первый день работы в министерстве иностранных дел на Смоленской площади, а не в занюханном «спортивном баре».

Из техники у меня только два пылесоса — новенький, двухсотдолларовый профессиональный «Санитар» и разбитной китаец для сбора воды.

Залил скользкий масляный пол кухни раствором вонючего мыла и быстро начал собирать. Мне еще весь зал пылесосить, выносить мусор и драить толчки.

Собираю, значится, воду с пола — китаец мой вдруг захлебнулся. Рванул его со злости — он подскользнулся, сволочь, шлепнулся на бок и выплеснул собранную слякоть на дверцы огромной плиты.

Собрал раствор кое-как, выжав швабру раз триста. Трудоемкий процесс абсолютно никак не сказался на чистоте пола кухни. Вот ведь беда-то.Тут надобно залить мощным раствором щелока, потомить, растворить, понимаешь, жиры и углеводы, а потом уже собирать. Бригадой из трех человек, мать его.

Ладно. Ладно! Не стану пылесосить весь зал — соберу ползком на коленях разбросанные чипсы и прочую мелкую сволочь, никто и не догадается, что не пылесосил. Если только в камеры не посмотрят. А как если посмотрят? Да не. Не велика птица я — чтоб время тратить на камеры. Проскочит сегодня — завтра уже четче сделаю тайм менеджмент. Сегодня - разведка боем.

Залил пол кухни почти чистым щелоком. Присел перевести дух. А завоняло-то как на кухне! Пошла, пошла реакция — растворяются вековые наслоения масла, господа. Дмитрий Иванович Менделеев может мной гордиться. Щас дойдет до самой плитки, соберу и мне еще премию выпишут. «Он сделал нашу кухню образцовой».

Ну и вонь, блять.

Пошел за шваброй, а пол вдруг стал таким скользким, что я пал. Жопа теперь мокрая насквозь, смесь щелока с маслом, да и похоже синяк будет фиолетово багровый, ежели по шкале от одного до десяти.

Новая бяда — повара приперлись. Добрый пан сказал в семь, а они рраз — в шесть утра приперлись, пары разводят под машинами адскими, омлеты и спортивные гамбургеры жарить. Кто-то говорил из ресторанных крыс-уборщиков, что с поварятами если ладить, то они когда себе утром халявный завтрак стряпают, обязательно поделятся. Свежий бесплатный омлет с утра хорошо от сердца.

Но знакомство сразу пошло не так. Поварам не нравится запах щелока и скользкий пол. Они проклинают меня и весь мой рот до седьмого колена. Они выше в «пищевой цепочке», дослужились до накрахмаленных колпаков, кондомы.

Махать шваброй само по себе унизительное занятие для бывшего дворянина. А тут еще стоишь раком, жмешь швабру, а сверху повара жрут свой омлет и гадости говорят на иностранном наречии. Как у фашистов в плену. Эх, гранату бы!

Гляжу, а жена стоит в дверях кухни, жаль ей меня. Она хочет помочь, скользит на плитке. Злюсь еще больше, грубо прогоняю. Хочешь помочь? Иди толчки сделай, зашились мы, жопа. Несем потери по всем фронтам. Да не драй ты их, слышь? Плесни синей жидкостью в унитазы — будет запах свежий и вид будто вымыли. С зеркала харчки сотри слегка, бумаги рулоны выставь и готово.

Дожился. Жену на девятом месяце отправил общественные толчки драить. Никогда себе не прощу. Чего ради? Полтинника зелени? Он спасет гиганта мысли? Да нет же, тут не полтинник. Тут карьеры ведь ради — никак не пойму, что как мигрировал — карьера сразу кончилась, началась пахота. Карьерист херов.

А поварята уже насчет наряда моей жены упражняться начали. Я хоть человек русский, но с восточных колоний. На днях читал, как жителей Петербурга коробит от того как мусульмане «негуманно» режут барашков на Хаит.

Реваз-кассоб ловко, в одного поднимал барана самбистким захватом, подвешивал за ноги, башкой вниз. Нежно пальцем выравнивал линию горла в звонкую струну, жжих — понеслась душа в бараний рай, полилась кровушка в подставленный чан.

На кухне столько ножей, добротная сталь, звериная заточка. Вон тот чернявенькой почти одного одного со мной роста, подойти сзади со шваброй, ведь не ждет подвоха, не ждет. Ап подбородок большим пальцем вверх, чтобы горло само ножа запросило совершенством линий, Аллах акбар, неверное животное!

И вдруг я понял что надо делать. Швырнуть швабру, плюнуть им в омлет смачнотой, и бегом отсюда. Как там президент Труман говорил? «Не любишь жару — уебывай с кухни!» Не люблю жару, хер лагерфюрер!

Я аккуратно поставил швабру и спросил одного из изуверов с улыбкой — открыл бы дверь — покурить бы нам, барин. Барин смотрит недобро:

- По английски понимаешь?

- Истинно так, голубчик, понимаю. Понятливые мы.

- Успеете до открытия?

- Вестимо успеем, милай, как пить дать успеем. Как же не успеем-то? Успеем все в срок и в лучшем виде, да-с.

Недоверчиво машет гривой.Открывает заднюю дверь.

Зову жену, давай, давай в машину. Кончился трудовой подвиг на сегодня.

Она удивляется, просится назад — к толчкам. Нет! Сидеть!

Жена в ужасе — она впервые слышит как я матерюсь, выходила-то ведь за доброго проповедника из церкви, а тут зверек какой-то с мокрыми штанами. Прыгаю за руль, запуск двигателей, холодная прокрутка, закрылки, элероны, стоп!