— Давайте предположим, однако, что я знаю — знаю без всяких сомнений, — что Кабачок, который сражался рядом со мной в туннелях и делал все возможное, чтобы помочь мне выполнить поручение, которое он мне дал, был убит, и что его убийца — новый кальде. — Я положил на поднос карты, которые она мне дала. — Даже зная это, я должен был бы подумать о том, что случится с городом, если его лишат власти и будут судить. Опрокинуть гору трудно — я думаю, вы согласитесь с этим. Но легче опрокинуть гору, чем заменить ее.
Когда она не ответила, я сказал:
— Я возвращаю вам ваши карты. С моей стороны было бы неправильно оставить их себе.
Мальчик Ласка вернулся и сообщил, что Теленок не может прийти, но дал ему записку. Перец сломала печать, развернула записку и дважды перечитала ее. Я спросил, могу ли я тоже прочесть ее, поскольку она касается меня.
Она покачала головой, пошла с запиской к шкафу и заперла ее в ящик:
— Здесь написано, что вы тот, за кого я вас принимала, Рог. Только там есть кое-что личное, и я не хочу, чтобы кто-то еще это видел, если только Теленок не скажет, что это можно. Вы надеялись, что Кабачок оставил вам письмо или что-то в этом роде?
— Да. Так ли это?
— Нет. Или, во всяком случае, я его не нашла. Но кое-что он вам все-таки оставил. Лодку.
Должно быть, на моем лице отразилось удивление.
— Наверное, он хотел вам что-то подарить. Возможно, он думал, что лодка мне не понадобится, и я просто продам ее. Я бы так и поступила, если бы в списке не было написано, что ее нужно сохранить для вас. Я мало что о них знаю.
Мы медленно пошли под холодным солнцем к гавани, чтобы увидеть лодку — я, она, ее внук и еще один мальчик того же возраста. На корме лодки виднелось ее имя — «Водяная Лилия». Это болезненно напоминает мне, что «Лилия» было именем дочери Языка, которая была убита во время моего отсутствия; я переименую ее и назову «Морская Крапива». Это йол (я никогда раньше не плавал на таком) с высокой мачтой впереди и маленькой на корме.
— Вы думаете, что справитесь с ней в одиночку? — спросила Перец. — От меня будет мало толку.
Я был удивлен, что она вообще хочет плыть, и сказал об этом.
— Пару раз я спускалась сюда, чтобы посмотреть на нее. — Почти защищаясь, она добавила: — Это то, что я должна была делать. Кабачок хотел, чтобы я присмотрела за всем этим.
— Конечно.
Она стала осматривать йол, ее тяжелая черная палка застучала по искореженным доскам пирса:
— Когда я была моложе…
Я указал на Ласку и его друга, которые уже были на борту:
— Не хотите ли присоединиться к ним?
Я бы сказал, что йол шире, чем мой старый баркас, и, может быть, немного короче; но им так же легко управлять и он скачет по волнам, как утка, а это главное. Я велел Перец взять румпель, предупредил, чтобы она не поворачивала его слишком быстро, и с помощью мальчиков занялся парусами, установив большой гафельный грот, маленькую треугольную бизань, которая была свернута на бизань-мачте — вероятно, единственный парус, который на ней можно ставить — и кливер. (Есть также летучий кливер, квадратный парус, который можно установить на передней мачте, и два еще не исследованных мешка в парусном ящике.) Было очевидно, что она могла бы нести больше, но на чужой лодке я счел разумным быть осторожным. С этими парусами мы понеслись вперед; мальчики были в восторге, как и Перец.
— Я поклялся, когда приехал сюда, что никогда больше не поплыву зимой, если смогу, — сказал я ей, — но клятву я сдержал. Это весеннее плавание, на самом деле.
Она кивнула, ее щеки покраснели, из носа текло, а большое круглое лицо сияло:
— Ветер несет аромат водоцветов.
Маленькая рука потянула меня за рукав:
— А он вернется?
— Кто?
— Ласка говорит, что ты велел ему поговорить с кем-то другим.
— О. Орев. Да. Я послал его поговорить с моей женой. — Я следил за движением грота и не обращал особого внимания на маленькое серьезное лицо перед собой.
— А он вернется?
— Надеюсь. Он всегда так делал, хотя однажды его не было почти год.
Перец похлопала по планширу рядом с ней и отогнала мальчиков:
— Вы в опасности. Вы это знаете?
Я сел:
— Только не от этих детей. В море всегда есть какая-то опасность, но в данный момент это совсем не страшно. От Кречета, вы это имеете в виду?
Она кивнула.
— Ничего такого не знаю. Вы подумали, по-моему, что я могу быть в опасности, когда мы говорили о том, что он стал кальде — ваш тон и выражение лица ясно это показали. Но Кречет был членом комитета, который послал меня за Шелком. Он вряд ли будет возражать против того, что я пытался выполнить его указания, и если он накажет меня за неудачу... — Я пожал плечами.
— Вы сказали — они думали, что, если один из них станет кальде, люди не согласятся.
Это было не совсем то, что я сказал, но я кивнул.
— Но они будут счастливы с вами. Думаю, вы правы. — Она выглядела задумчивой.
— Я ничего такого не говорил. Я сказал, что они могли бы принять кальде Шелка.
После этого она молчала, по-моему, до тех пор, пока я не развернул йол и не направил его обратно в Новый Вайрон. Затем она заговорила о возможности свержения Кречета: