Книга Короткого Солнца

— Спасибо. Я очень этому рада. Я прыгнула ему на спину, и он встал на дыбы. Я полагаю, что без седла он не ожидал, что на нем будут ездить верхом. Когда он встал на дыбы, Шелк бросил мне свой азот. — Она какое-то время молчала. — Возможно, ты уже слышал об этом. Это было одно из самых знаменитых событий войны.

— Да, — ответил он ей. — Я даже о нем написал.

— Хорошо, я хотела бы как-нибудь почитать твою книгу. Я не переставала спрашивать себя, где Шелк раздобыл такую вещь. Я просто использовала его.

Она сунула руку под шаль, лежавшую у нее на коленях.

— Позже я узнала, что азот подарила ему жена. Я имею в виду Гиацинт, ту женщину, которая вскоре стала его женой. Мне хотелось бы думать, что это могло быть из-за азота.

Он кивнул.

Ее измученное лицо было бледнее и серьезнее, чем когда-либо, и он запоздало почувствовал, что ей больно.

— Эта женщина заставила его пообещать это, в обмен на азот. Должно быть, так оно и было. Он сдержал свое обещание и сохранил тайну. Таков уж он был.

— Я знаю.

— А ты знаешь, что он все еще у меня? Великое, знаменитое оружие из Витка короткого солнца? Да, оно у меня.

Он молча наблюдал за ней, мысленно молясь за нее.

— А ты не собираешься спросить, зачем нужен азот калеке в инвалидном кресле? Давай. Я приглашаю тебя задать этот вопрос.

Он покачал головой:

— Ноги нужны для того, чтобы убегать.

Она задумалась, склонив голову набок:

— Иногда. Иногда бегство — самое мудрое, что можно сделать.

— Вы правы, я уверен.

— Раньше я бегала от тебя. От Шелка, я имею в виду. Не потому, что я боялась Шелка, а потому, что боялась унижения. Это было глупо.

Он кивнул:

— Унижение — подарок от Внешнего, я совершенно уверен.

— Неужели? Теперь ты говоришь как Шелк.

— Хорош Шелк, — каркнул Орев и зашевелился у него на плече.

Он сказал:

— Я польщен. Если Шелк говорит такого рода вещи, то он нам очень нужен.

— Муж прийти!

— Я хотел сказать, что все унижения приводят к исключению. Униженный человек чувствует, что он — или она — больше не является членом группы или, по крайней мере, не является ее уважаемым членом. И покидая группу, он приближается к Внешнему, богу, которого отвергли другие боги.

В дверь небрежно постучали, и она тут же открылась.

— Вы должны быть в Великом мантейоне через пятнадцать минут, — сказал протонотарий.

— Я сделаю все, что в моих силах.

Мята жестом велела протонотарию закрыть дверь, и он это сделал.

— У нас осталось совсем мало времени, — сказала она, — иначе я бы поспрашивала тебя об этом. Но времени совсем нет. Ты в опасности. Мой муж сказал тебе.

— Здесь есть чужаки — Его Высокопреосвященство называет их «внешними», что, возможно, очень важно, — которые ищут Шелка. Вы это имеете в виду?

Она кивнула, и рука, которая была скрыта ее шалью, появилась на свет, держа азот с бледным, слегка пурпурным камнем в рукоятке и кровавым камнем около гарды. На мгновение показалось, что ей не хочется с ним расставаться.

Орев присвистнул, добавив:

— Плох вещь!

— Это очень опасная вещь, безусловно. И очень ценная. Вы могли бы продать его за большие деньги, генерал.

— Я могла бы продать его, если бы он был моим. — Она вздохнула. — Но он не мой. Рог, если бы ты задал мне тот вопрос, мне было бы намного легче. Я хотела сказать, что, хотя такая женщина не может использовать азот, она все же может получить удовольствие, если отдаст его тому, кто в нем нуждается. Это мое удовольствие, и я требую его. Возьми его, пожалуйста.

— Если он вам больше не нужен, вы должны вернуть его Шелку, — сказал он ей.

— Я хочу владеть им. Очень сильно хочу, но я не нуждаюсь в азоте, а тебе он может понадобиться. А что касается того, чтобы вернуть его... Я уже пыталась это сделать. Один раз Шелк принял его, но вскоре вернул обратно. Прикрой его рукой.

В ризнице Великого мантейона Орев разглядывал ряд жертвенных ножей:

— Хорош Шелк. Нет резать!

— Я не буду, — сказал он, — но ты должен помочь мне и остаться здесь. Если ты полетишь туда, люди тебя увидят и подумают, что я принес тебя для того, чтобы принести в жертву богам, и вполне могут потребовать, чтобы я это сделал. Ты останешься здесь?

— Хорош птиц!

Он вычистил сутану авгура, которую дала ему Оливин (наполовину пристыженный неуклюжими стежками, которыми он утром зашил в нее свои зерна кукурузы), вымыл руки и пригладил непослушные волосы. Теперь же, повинуясь внезапному порыву, он решил сбрить бороду и стал соскребать ее ухоженной бритвой, инкрустированной печатью Капитула — ножом и чашей.

— У моего отца она была больше, — сказал он Ореву, — но гораздо проще — обычная костяная ручка. Это слоновая кость, если я не ошибаюсь.

— Нет резать!

— Я постараюсь этого не делать. Еще немного мыла, я полагаю.

Он зачерпнул щеткой, сделанной из барсучьей шерсти, душистое мыло из фарфоровой кружки Великого мантейона и энергично перенес его на левую щеку.

— Признаюсь, я напоминаю себе доктора Журавля, сбривающего бороду в нашем трактире в Лимне. Он хотел немного оставить, как и я. Но нет, нужно сбрить все, как и он. Когда борода исчезнет, мое сходство с патерой Шелком будет гораздо менее заметным, я полагаю; кроме того, это...