Прошлой ночью мне приснился странный сон. Я снова был в своей камере на Витке красного солнца. Ученик палача сидел на моей кровати. Мы немного поговорили, потом я встал и подошел к двери. Через маленькое зарешеченное окошко я видел море, совершенно гладкое, и сотню женщин, стоящих на зеркальной воде. Все они были одеты в черное. Мальчик позади меня сказал: «И Абайя[152]
, и они живут в море».Я проснулся не столько испуганным, сколько растерянным, и вышел на палубу. Вчерашний ветер, который гнал нас так далеко и так быстро, почти совсем стих. Море было точно таким же, каким я видел его во сне, хотя на нем, конечно, не было женщин. Представляли ли эти одинаковые женщины потомство майтеры, а их черные одежды — ее черное платье? Это кажется невероятным, но я не могу придумать идею получше.
Прежде чем я вернулся на свою койку, Орев немного поговорил со мной:
— Птиц идти. Идти дев. Сказать прийти. — И еще много, в том же духе. Я сказал ему идти, если он хочет, и Орев улетел.
— Куда это он собрался, патера? — спросила майтера с другого конца каюты.
Я подошел к ней:
— Я думал, ты обещала мне поспать.
— Я обещала попробовать.
Я ничего не ответил, и она добавила:
— Это нелегко для нас и может занять несколько дней.
— Ты все еще боишься?
— Уже не так сильно. Патера?
— Да. Что?
— Если бы я заснула, а потом проснулась, как ты думаешь, я бы снова стала горничной сивиллы? На Солнечной улице?
Я покачал головой.
— Я тоже так не думаю. Но я пытаюсь вспомнить последний раз. Последний раз, когда я спала? Мы никогда не просыпаемся, пока нас что-нибудь не разбудит. Ты знаешь об этом? И ничего не происходило, пока не появилась майтера Кукуруза. Тогда я вскочила и приготовила завтрак, но был уже почти полдень, и после этого я уже никогда не спала.
Дома! Наконец-то я дома. Копыто сжал мне руку и хлопнул по спине, как будто мы никогда не были вместе в Дорпе. Крапива поцеловала Вадсиг, отчего мое сердце подпрыгнуло от радости, обняла и поцеловала меня, и это было лучше всего. Наш маленький домик кажется точно таким же, и фабрика снова работает. Изготовлением бумаги занимается Копыто.
Орев летел над морем, крича: «Шелк здесь! Шелк здесь!» — словно рассказывал об этом своим собратьям-птицам, хотя это были белые морские птицы Синей, с зубами и ветвистыми перьями, четырьмя ногами и четырьмя крыльями. И я искренне не верю, что мы могли бы быть счастливее, если бы сам Шелк был здесь.
Ты вышла посидеть со мной, моя дорогая Крапива. На самом деле я всегда писал этот отчет для тебя, и поэтому я должен записать этот факт вместе со всеми остальными и пересказать то, что я помню из нашего разговора. Короткое солнце садилось в великолепии алого и золотого, и ты принесла два одеяла. Мы расстелили одно на песке, хотя там, где я сел писать, было совсем не сыро, и ты села рядом со мной, а во второе мы завернулись. Ты спросила, счастлив ли я сейчас.
— Очень счастлив, — сказал я. — Пока меня не было — даже когда я был на западном полюсе с Хряком, — я думал, что если вернусь домой без Шелка, то буду несчастен. Как же я ошибался!
Тогда я подумал, что ты спросишь меня о Хряке, и я был готов рассказать тебе о нем все, но ты сказала:
— Расскажи мне вот что. Если бы Шелк вернулся с тобой, что бы он сделал?
— Он бы улыбнулся и благословил нас и наших детей, конечно. — Я говорил еще много чего в том же роде, и по большей части глупого. Но самое важное (или мне так кажется) было сказано Оревом, который каркал «Шелк здесь!» и «Здесь Шелк!» снова и снова, пока я не сказал ему, чтобы он замолчал. Конечно, он ошибался, хотя было бы гораздо лучше, если бы он оказался прав. Шелк находится позади нас, в
Все уже легли спать, включая меня. То есть все, кроме Орева, а я отослал Орева прочь.
Я проспал рядом с тобой несколько часов и проснулся. Даже Джали спала; я знаю, что через день или два ей придется охотиться. Я боялся, что разбужу тебя — именно тебя, больше всего. Здесь, на фабрике, я тебя не побеспокою. Я зажег старую лампу и пишу за маленьким столиком, за которым вел нашу бухгалтерию.
Около часа я бродил один по пляжу, слушая ее песню.
Немного раньше я написал, что Шелк позади нас. Что ж, так оно и есть. Но, Крапива, когда я сам оказался в том витке, который мы оставили позади нас, мастер Меченос некоторое время шел рядом со мной.
Он мертв, конечно. Он отправился сражаться с Тривигаунтом, и вполне вероятно, что они убили его. А если не они, то, несомненно, его убили двадцать два года, прошедшие с тех пор; он был уже пожилым человеком, когда я привел его во Дворец кальде по просьбе Шелка и расспрашивал о фехтовании. И все же он был там, и он здесь, потому что он есть в моей памяти и в твоей. «А что бы сделал Шелк?» — спросила ты. Что бы он мог сделать? Не только для нас (честно говоря, ты и я больше не имеем значения), но и для Нового Вайрона? Я сказал Перец, что злой народ не может иметь хорошее правительство.
Шелк стал бы молиться, конечно.
Джали мертва. Она умерла на руках у Крапивы.
Я ее убил.