Книга Короткого Солнца

Вайзер усмехнулся:

— А ты дома сиди и готовь! Нет, ты должен идти. Это я вижу.

— Я хочу идти, — сказал я ему. — Больше всего на свете я хочу снова увидеть Шелка и поговорить с ним. Я знаю, что Крапива чувствует то же самое, и, если мне удастся привести его сюда, она тоже увидит его и поговорит с ним. Ты сказал, что майтера Мрамор доберется не дальше Беледа. Белед — это город, где обосновались жители Тривигаунта, не так ли?

— Совершенно верно, — сказал Кабачок.

— Это та сторона? Север?

Вайзер рассеянно кивнул:

— Здесь об Он-держать-огонь я читаю. Обратно в Виток он заставит свой посадочный аппарат лететь. Как же это, такое он может делать? Другие люди этого делать не могут.

— Понятия не имею, — ответил я. — Возможно, я смогу это выяснить, когда доберусь до Паджароку.

— Рог хорошо разбирается в технике, — сказал Кабачок Вайзеру. — Он построил фабрику, которая делает эту бумагу.

— В коробке это ты делаешь? — Руки Вайзера указали размер.

— Нет. Сплошной полосой, пока не кончится суспензия.

— Хорошо! Посадочный аппарат здесь у вас есть? Посадочный аппарат есть у всех.

— Есть несколько, но они всего лишь оболочки, — сказал Кабачок. — Тот, на котором Рог и я прибыли... — он скорчил гримасу. — Первые несколько лет все брали всё, что хотели. Проволока, металл, что угодно. Я сам брал.

— Дорп тоже.

— Раньше я надеялся, что приземлится другой. Это было до того, как пришел четвертый. У меня был план и люди, чтобы его осуществить. Мы прибудем раньше, чем уйдет последний колонист, и возьмем все под контроль. Обыщем их, когда они выйдут, и заставим положить обратно взятые карты, любую проводку, любые другие детали. Мы сделали это, и он улетел обратно.

Вайзер рассмеялся.

— Они — Пас — не хотят, чтобы кто-то возвращался. Ты, наверное, это знаешь. Так что, если посадочный аппарат не отключится до его разгрузки, он вернется в Виток, чтобы привезти сюда больше людей.

— Один хороший есть в Муре[13], — задумчиво заметил Вайзер. — Это я слышу. Только никого рядом они не подпустят.

— Если бы мне это удалось, — сказал ему Кабачок, — я бы тоже никого к себе не подпустил.

— И Дорп тоже. Наши судьи пытались там, но ничего они получили. — Вайзер сложил письмо и вернул его мне. — Паджароку идти, острая стража ты должен хранить, молодой человек. Легенду знаешь? О птице паджароку?

Я улыбнулся; уже давно никто не называл меня молодым:

— Я постараюсь, и, если ты знаешь легенду, я бы хотел ее услышать.

Он откашлялся и налил себе еще бокал вина:

— Создатель все, он сделал. Как человек строит лодку. Все животные, трава, деревья, Пас и его старая жена, все. О Создателе ты знаешь?

Я кивнул и сказал, что мы называли его Внешним.

— Хорошее имя для него, это. Вне его мы держимся, в наши сердца мы не позволяем ему войти.

Когда все он сделал, он начал раскрашивать. Сначала вода. Это просто. Потом земля, все камни. Немного сложнее. Потом небо и деревья. Трава тяжелее, чем ты думаешь, это маленькая кисть, которую он должен был использовать, и раскрашивать так, когда ветер дует цвет меняется, и разные цвета для разных видов. Потом собаки и зеленые олени, все эти разные животные. Птицы и цветы будут самыми трудными они есть. Это он знает. Так что напоследок их он оставляет.

Я кивнул. Кабачок зевнул.

— В то время как другие вещи раскрашивает он, паджароку с большой совой на севере они делаются друзья. Ну, эта большая сова первая птица, которую окрашивает Создатель, потому что так быстро он может это сделать. Белый для перьев, глаз, ног и всего остального. Но эта сова не очень удовлетворен он, так что змееед-птица следующий он зовет. На сову смотрит птица-паджароку, и вся она белая. Больно ли это, паджароку хочет знать. Эта большая сова никогда не смеется. Разыграть она хочет, поэтому она говорит да. Очень больно, говорит она, но слишком быстро.

Так что паджароку, она посмотреть идет. Создатель змееед-птица окрашивает и два десятка цветов использует. Красный для хвоста, коричневый для крыльев, синий и белый спереди, желтый вокруг рта и подбородка, все, что у него есть использует. Так что паджароку прячется. Когда Создатель закончил, паджароку никто не может найти. Потому что она никогда не была окрашена и никто ее не видит, это так.

Кабачок хихикнул.

— Так что Создатель сову и змееед-птицу призывает, и им паджароку искать он говорит. Сова ночью может смотреть, а змееед-птица при свете ее ищет. Но ее они никогда не видят, так что ее они никогда не найдут. Все время сова около ночи летает, и ку, ку она говорит. Никогда змееед-птица не заговорит, пока не появится где-нибудь там, где паджароку может приходить. И тогда: Паджароку?

— Это хорошая история, — сказал я, — но если я тебя правильно понял, ты говоришь мне, что даже с твоими указаниями у меня может быть много проблем с поиском Паджароку.

Вайзер торжественно кивнул:

— Это не то место, которое хочет, чтобы его нашли. Торговцы воровать вернутся, думают они. Если близко попадешь, неправильно их друзья тебе скажут.

Кабачок, съевший почти столько же, сколько и Вайзер, сказал: