Книга крови

Мысли Фурии смешались, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы привести их в относительный порядок. Больше всего её удивляло следующее: после того как она переписала прошлое, допустив, что библиомантами могли быть и экслибры, все, кого затрагивал этот факт, какое-то время помнили, что прежде всё было по-другому. Они рассказывали об этом друг другу, не желая допустить, чтобы их воспоминания стёрлись, и в результате старое сменялось новым постепенно, мало-помалу, но отзвуки былого всё же сохранялись в дальних уголках сознания. Вычёркивание Уники из второй «Книги творения», похоже, возымело значительно более сокрушительный эффект. Люди, знавшие Изиду, помнили о том, что когда-то она не была экслиброй; всякое же воспоминание об Унике, похоже, бесследно исчезло из сознания людей.

– Подожди, – дрожащим голосом сказала Фурия. – То есть агенты Академии отвезли вас в Рим? И твоя мать теперь вернулась туда же? В Рим, а не в Унику?

Рот Кэт сжался в тонкую черту, когда она молча кивнула. Она выглядела сбитой с толку.

Фурия перевела взгляд с Кэт на петушиную книгу:

– Вы что, думаете, что я сбрендила?

– А что, – ответила петушиная книга, – косвенные признаки уже давно налицо.

Кэт щёлкнула её по клюву:

– Прекрати! – Она снова взглянула на Фурию: – Нет, я не думаю, что ты сошла с ума.

– Зибенштерн утверждал, что я могу переписывать «Книги творения», потому что он вписал этот факт в двадцать четвёртый том. Изменять мир, сотворённый им, способны только он и я, потому что я… в смысле, потому что он…

– Потому что в юности он был в тебя влюблён, – подсказала Кэт. – И именно ты в своё время натолкнула его на идею о создании мира библиомантов.

– Хе-хе! – ухмыльнулась книга. – Ты – его муза!

– Заткнись! – хором воскликнули Фурия и Кэт.

Книга издала неприличный звук и надулась.

– Но, видимо, у переписывания действительности тоже есть предел, – продолжала Фурия, возвращаясь к своей первоначальной мысли. – Я не могу оживить мёртвых. Ни Финниана, ни кого-либо другого. Возможно, я могу переписать устройство мира, но не людей, живущих – или умирающих – в нём. Потому что они не создания Зибенштерна. Он создал библиомантику, её города и убежища, но не людей, которые их населяют. Чтобы создавать людей, его могущества недостаточно. И… ну, моего могущества тоже.

Кэт пыталась отгрызть заусеницу на большом пальце и задумчиво смотрела на подругу.

– Эюя знала об этом. – Обеими руками Фурия взяла двадцать четвёртый том. – Где-то здесь, внутри, должно стоять моё имя, а ещё должно быть перечислено, что я могу делать.

– Зибенштерн потерял свою силу уже давно, он больше не библиомант. Это означает, что ты последняя, кто вообще может переписывать эти книги, правильно?

Фурия резко выдохнула и распахнула книгу:

– Давай это выясним.

Поколебавшись, Кэт подвинулась вплотную к Фурии, чтобы ей тоже были видны страницы книги. Почти час они перелистывали страницу за страницей, разбирая рукописные строчки, составленные Северином, и искали упоминание о Фурии.

– Вот! – наконец воскликнула Кэт. – Вот здесь написано «Фурия», правда? – Старинный почерк она разбирала с трудом, но, приложив указательный палец к строчке, у неё отпали последние сомнения. Она нашла нужное место.

Фурия торопливо пробежала глазами страницу, на которой стояло её имя, с самого начала, потом перевернула, прочитала следующую, затем ещё одну. Каждый абзац камнем ложился на грудь, её подташнивало, сердце колотилось, ком подступал к горлу. В конце концов она захлопнула книгу, заложив палец между страницами.

– И что? – спросила Кэт. – Что там написано?

– Да говори уже! – потребовала петушиная книга.

Фурии захотелось немедленно к чему-нибудь прислониться. Она передвинулась к изголовью кровати и опёрлась на её деревянную спинку.

– Мне следовало знать… – прошептала она.

– О чём? – настойчиво спросила Кэт.

Голова Фурии шла кру́гом. Это было уже слишком! Смерть Финниана, бессмысленный конец Уники, а теперь ещё и это. Она размахнулась и со всей силы швырнула «Книгу творения» через всю комнату, к противоположной стене.

Петушиная книга отчётливо сглотнула, но промолчала. Кэт тоже молча глядела на Фурию.

– С влюблённостью всё это и рядом не лежало, – тихо сказала девочка. – А уж тем более с благодарностью.

Кэт взяла её за руку.

– Что стряслось? – осторожно спросила она, хотя, по логике, в утешении больше нуждалась она, а не Фурия.

– Это всё была ложь.

– Но там ведь стояло твоё имя!

– Ну да, правильно, он меня туда вписал. Он дал мне власть изменять мир библиомантов. Но всё это… Это была ловушка, Кэт! Северин расставил мне ловушку, он сделал это ещё тогда, когда писал эти книги. «За сто пятьдесят лет до моего рождения», – едва не добавила она, но сейчас и это уже было совершенно не важно.

– Какую ловушку?

– Там написано, что я могу изменять устройство вещей. Так, как мне заблагорассудится. В соответствии с моими собственными идеями.

Кэт непонимающе глядела на неё:

– Ну и что?

– Ты что, не понимаешь? Там написано: «в соответствии с её собственными идеями». – Фурия горько усмехнулась.

– Я не понимаю…