Книга крови

– Не нужно, – остановила его владелица лавки. – Сердечная книга не продаётся. Возможность видеть, как она нашла своего библиоманта, – достаточная награда.

Конфедерат кивнул.

– Ты очень юн для того, чтобы быть найденным своей сердечной книгой, – сказала женщина с трубкой. – Сколько тебе лет, мой мальчик?

– Одиннадцать.

Пасьянс рассмеялся:

– Просто лилипут для своего возраста, верно?

– Ну что вы такое говорите! – возразила женщина и выпустила из трубки кольцо дыма. – Зато вы настоящий великан.

– Истинная правда, мэм.

Пип положил раскрытую книгу на одну из стопок, покрывавших почти весь прилавок, – среди книг видна была одна лишь коллекция экзотических трубок, размещённая под стеклом, – перелистнул страницу, вертикально поставил ладони слева и справа от неё, на мгновение закрыл глаза и выпустил. Она осталась в вертикальном положении, затем расщепилась на два слоя, между которыми засияло страничное сердце.

Пип улыбнулся шире. Кэт ещё никогда не видела его таким счастливым.

В сиянии, разлившемся над книгой, возникло что-то призрачное – продолговатый предмет с трубой посредине и двумя лопастными колёсами по бокам, которые неспешно вертелись.

Пасьянс изумился:

– Вон что ты умеешь!

Пип гордо кивнул.

По палубе парящего в воздухе колёсного парохода двигались две фигурки ростом не выше строчных букв в раскрытой сердечной книге.

– Это Фурия, – сказал Пип, – и Джим. – Кэт не могла не улыбнуться в ответ на его ослепительную улыбку. – Где-то там, между страницами мира.

Глава двадцать пятая

Расплавленное золото, неизменно колыхавшееся за бортом корабля, казалось сокровищем, пламенеющей огненной драгоценностью, видеть которую могли лишь посвящённые. Спрятанное за завесой тайн и загадок, это золото было небом и землёй одновременно, светилось, словно янтарь под утренним солнцем, излучая тепло, которое Фурия скорее видела, чем ощущала.

В золотом сиянии между страницами мира она сталкивалась с добром и злом, испытывала радость и печаль, однако никогда ещё она не чувствовала себя так вольготно, как в те дни на борту «Бланш де Казалис», наедине с Джимом Хокинсом и петушиной книгой, которая, заразившись ощущением счастья и спокойствия, царивших в душе у девочки, даже не ревновала её к Джиму.

Золотой свет между страницами мира никогда не гас, здесь не наступала ночь, поэтому они спали только тогда, когда чувствовали усталость, остальное время прогуливаясь по палубам корабля-портала, отдыхая в старых скрипучих шезлонгах, – и говорили, говорили без конца. Они отправились в это путешествие, чтобы познакомиться друг с другом, отправились только вдвоём. Возможно, за время их отсутствия в резиденции пройдут дни или даже недели.

Джим рассказывал Фурии о шхуне «Испаньола» и её экипаже, наполовину состоявшем из головорезов, а наполовину – из порядочных людей, но чаще он говорил о вещах, незнакомых девочке. О своём детстве в трактире «Адмирал Бенбоу» на английском побережье, обо всех старых морских волках и стреляных воробьях, которые заглядывали туда на кружку пива, зачастую оплачивая её не деньгами, а увлекательными рассказами о собственных странствиях по дальним морям и океанам. Джим хранил в памяти десятки подобных историй – пёстрое собрание матросских проделок и приключений в южных морях и на островах Карибского моря.

Фурия любила слушать его. Джим был прирождённым рассказчиком: таким его создал Роберт Льюис Стивенсон. И хотя её Джим выпал из книжки, будучи мальчиком, Фурию не удивляло, что он рассказывает свои истории с позиции старика, который в преклонном возрасте взялся за перо и решил описать свои приключения.

Джим признался Фурии, что по ночам ему слышатся шаги одноногого пирата и стук его костыля по доскам палубы. Иногда он спал так тревожно, что ей приходилось будить его от кошмаров. В первый момент в его глазах всплывали старые страхи – всплывали прежде, чем он окончательно просыпался и понимал, где находится и кто лежит рядом с ним.

Однажды, когда Джим спал, Фурия и петушиная книга попробовали создать защитное заклятие и наложить его на мальчика, словно тёплое одеяло. Тогда ему приснилось, что шаги старого пирата отдаляются и затихают, он заснул спокойно и спал до тех пор, пока петушиная книга не раскаркалась от скуки и не потребовала новых историй.

Позже тем же бесконечным золотым днём между страницами мира Фурия и Джим сидели на носу «Бланш» и рассматривали гигантские сети, колыхавшиеся вдалеке, их фантастические очертания и складки, их сетчатые узоры. Однажды они уже видели племя диких чернильных поганок, копошившихся в сетях, и теперь снова обнаружили перед собой примерно три десятка фигурок с иссиня-чёрной кожей и варварскими украшениями, внушающими ужас.

– Им было бы лучше вместе с другими там, в лесу, – сказал Джим.

– Мы не сможем отвезти их туда, – возразила Фурия, покачав головой. – Поганки никогда не взойдут на борт по доброй воле.