Книга крови

– Братья-барды скрываются где-то в Англии. Эти четверо там, внизу, по всей видимости, какое-то время скрывались вместе с ними. Когда группа мятежников попадает в чрезвычайную ситуацию, раскол – обычное явление; полагаю, раскол произошёл и здесь. Некоторые экслибры стали сомневаться, нужно ли им прятаться дальше, ведь им открыт весь мир! Они не рассчитывали, что этот мир окажется значительно сложнее, чем бумажные миры, с которыми они привыкли иметь дело в своих книгах, что в очередной раз доказывает, что экслибры не люди. Они не представляют себе фактических масштабов реального мира, потому что видят его лишь как цветную иллюстрацию, чётко обозначенный в своих границах мирок конкретного романа. Они не готовы адаптироваться к реальности, которая находится снаружи.

«Ему, наверное, самому нравится себя слушать, – пришло в голову Рашель. – Как всем политикам. Если его не остановить, он пойдёт раздавать агитационные листовки и флажки».

– Я привёл тебя сюда, чтобы ты отдала приказ об их казни, – сказал Марш.

«Ни в коем случае нельзя показать свою слабость! – подумала девушка. – Он использует меня, моё лицо и моё имя. Если я сейчас поведу себя как испуганный ребёнок, он не будет принимать меня всерьёз».

Она сделала полшага вперёд и облокотилась о балюстраду, как будто хотела получше рассмотреть происходившее внизу. По её коже побежали мурашки, и она порадовалась, что на ней чёрное платье с длинными рукавами.

Приговорённые, стоявшие на помосте под виселицей, подняли головы к ней. Рашель различала их лица, их заплывшие глаза и разбитые губы. Женщина в халате и её подчинённые хорошо потрудились.

Рты пленников были свободны, на ногах позвякивали цепи, руки были связаны за спиной. Вероятнее всего, им сказали, кто сейчас на них смотрит. Тем не менее никто из них не стал молить о пощаде, утверждать, что ни в чём не виноват. Все четверо молча смотрели вверх, на Рашель.

Она со вздохом повернулась к Маршу:

– Вы уверены, что мы узнали от них всё, что они могли нам рассказать?

– Да, всё, что было возможно, мы узнали. Это не простые экслибры. Эти четверо несколько лет устраивали террористические акты под руководством братьев-бардов. Даже если они покинули остальных мятежников, то не предадут их. Бог знает, кем они были в своих книгах, что сейчас они настолько… э-э-э… непоколебимы.

Рашель уцепилась за эту мысль, чтобы не думать о том, что от неё ждал Марш. Действительно, эти четверо изначально могли быть кем угодно – от средневековых рыцарей до тайных агентов. Или, наоборот, простыми официантами или метельщиками. Теоретически в своих книгах они могли претерпевать вещи более ужасные, чем пытки в допросных камерах Уники.

– Пора, – сказал Марш.

Возможно, наконец отдав приказ об исполнении приговора, Рашель оказывала этим людям благодеяние. Да, она подумала именно так – этим людям, подумала намеренно, ведь, видя, как они смотрят на неё, она не могла помыслить ничего другого.

– Подождите. – Рашель изо всех сил пыталась придать своему голосу решительности. – У вас есть приговор? Приговор суда, имеющий юридическую силу? – О юриспруденции она имела столь же смутное представление, как и о кулинарии, ведь в замке Химмель и тем и другим занимались слуги, но постаралась, чтобы её вопрос прозвучал значительно.

Марш криво улыбнулся:

– Я позволил себе от имени Комитета продлить чрезвычайное положение. И от твоего имени тоже, Рашель. В интересах всех библиомантов обеспечивать безопасность всеми средствами, пока готовится закрытие порталов. Пока действует чрезвычайное положение, глава Академии обладает всеми полномочиями. Нам не нужен приговор – нам достаточно твоего слова.

Политик открыто признавался в том, что принял столь важное и далеко идущее решение без неё. Это было издевательство чистой воды, и он, по всей видимости, ожидал, что она молча смирится с таким положением дел.

Ей на ум пришла последняя лазейка.

– Означает ли это, что вы сами не можете отдать приказ об их казни? Если у вас нет чёткого распоряжения главы Адамантовой Академии?

– Нет. Я обязательно должен буду сослаться на тебя. Как это будет выглядеть, если при этом ты будешь стоять рядом со мной? Это будет истолковано как твоя слабость. А это, дитя моё, будет совсем нехорошо.

Её трясло от его снисходительного тона. Во время разговора лицо Марша было непроницаемой, невозмутимой маской, как будто он сам вовсе не был заинтересован в казни.

Конечно, не был. Дело было не в казни. Он использовал Рашель, чтобы понять, чего она сто́ит. Он хотел выяснить, как далеко она способна зайти. Девушка была последним отпрыском Трёх родов, их парадной вывеской, необходимой ему, чтобы украсить ею своё правление. И он должен был быть уверен в том, что ручки и ножки девушки-марионетки дёргаются в нужном направлении, если тянуть за ниточки. Если Рашель перестанет поступать так, как ему угодно, она ему больше не понадобится. Тогда он подумает о том, как ему обойтись вовсе без представителей Трёх родов.