Бейдж медбрата она несколько минут назад стянула из шкафчика своего знакомого, оказавшегося, по счастливому совпадению, одного роста со мной. Я, признаться, опасался, что поиски халата доставят нам проблем, ибо, по моим наблюдениям, обслуживают наши лечебные учреждения либо ходячие комоды вроде этой тетеньки, либо субтильные девушки. А уж когда я в последний раз видел мужчину-медбрата, про то и знает, наверно, один этот мужчина. Которого я НЕ видел. И вот, нашелся-таки один. Хорошо, что не пришлось грабить кого-нибудь из врачей.
— Да, есть такой в урологическом, — кивнула наконец дежурная. — Куда вы на ночь глядя-то? Вроде не вокзал, поезд не уйдет.
— Да кабаны Тачкин опять задвинуть забыл, — ответила Ната: я кивнул, совершенно не представляя, что за «кабаны» и куда их надо задвигать. — Что я, Валуев — одна их тягать? Вот, добровольная рабочая сила нарисовалась. Да и Ленку прове… — ее голос вдруг сел. — …проведать.
Могучая тетя сочувственно кивнула:
— Да… Ох, горе-то какое. За что ж дитю-то? Проходите… — но когда Наташа уже занесла ногу над порогом, вдруг негромко добавила: — Погоди-ка. Разговор есть.
— Что такое?
— Вот что, Наталья, давай напрямик, — пряча глаза, негромко сказала сестра. — Девка ты крепкая, знаю, справишься. Правильно ты сделала, что сейчас пришла. Слышала я, как Воробьев сегодня говорил… Часует сестра твоя. Ухудшение катастрофическое, в крови прямо семнадцатый год, эритроциты с лейкоцитами сцепились, жрут друг друга… До утра не доживет. Узнай-ка ты об этом лучше сейчас, чем завтра. Может, проститься успеешь.
— Спасибо, тетя Галя, — звонко сказала Наташа с алмазным лицом. — Мы пошли.
— Идите, идите… Эх… — и, сокрушенно покачав головой, дежурная вытащила обратно из-под стола мятый сканворд.
Мы почти побежали по гулкому, ярко освещенному коридору. Наташа смотрела прямо перед собой, и вместо зрачков у нее были две выколотые бездонные дыры. Я беззвучно благодарил судьбу за то, что успел заговорить с ней о деле. Если бы я решил отложить это до завтра…
— Сюда, — она кивнула на дверь с надписью «Бокс».
Лена лежала на кушетке, опутанная проводами и тонкими шлангами. Аппарат в изголовье подавал редкие, тревожные сигналы. На дисплее по ровной зеленой линии изредка пробегали крохотные пики.
Наташа подошла к ней и провела рукой по русым волосенкам, аккуратно уложенным на плечах. Я не видел ее лица и был доволен этим. Через несколько секунд оно вновь было алмазным, когда она повернулась ко мне и указала рукой на сестру:
— Делай свое дело.
Я приблизился и нежно погладил Лену по щеке. Бэрри-Белл вылетел у меня из рукава и неспешно опустился ей на грудь. Из-за плеча донесся изумленный свист сквозь зубы.
— Проснись, солнышко.
Ее веки вздрогнули и медленно разомкнулись.
— Привет, дядя Оле.
— Привет, Леночка. Просыпайся.
— Ты рассказал мне такую хорошую сказку. Я видела ее. Они ведь такие хорошие, эти маленькие девочки. И Джун совсем не злой, а просто несчастный. Я играла с ними… Оле, зачем ты меня разбудил?
— Это был сон, Лена. Сны заканчиваются.
— Жалко… Привет, волшебный светлячок, — ее рука чуть приподнялась, пытаясь коснуться сверкающего у нее на груди духа. — Значит, это было невзаправду? Я больше их не увижу?
— Конечно, увидишь, солнышко. За этим я и пришел. Ты очень хорошо себя вела. Я посажу тебя в седло впереди себя и расскажу эту сказку до конца. И ты попадешь туда и останешься там.
— Навсегда?
— Навсегда.
— Как хорошо… Спасибо, дядя Оле. Ты добрый.
— Ты не боишься?
— Нет, ни капельки. Мы поедем прямо сейчас?
— Да. Закрой глазки.
Она слабо улыбнулась и послушно зажмурилась. Бэрри-Белл метнул на стены световые зайчики, заведшие быструю пляску — лампа под потолком была подобна рядом с ними тени в темноте. На лице девочки играли свет и тень.
Осторожно и мягко я склонился к ней, коснулся ее губ своими и выпил ее дыхание.
Бэрри-Белл вспыхнул, как маленькое солнце, и почти потух. Взмыв с бледной кожи, он устроился у меня на плече.
Аппарат тревожно мигнул, будто поперхнувшись, и издал долгий, непрерывный писк. Бугорки на экране пропали.
Наташа смотрела в окно, скрестив руки на груди. Я не двигался с места. Последняя ниточка, еще остававшаяся между нами, туго вибрировала, готовая лопнуть.
— Может, заглянешь еще? — сказала она, не оборачиваясь, и с неслышным уху хрустальным звоном нить оборвалась.
Я пожал плечами, выходя.
— Разумеется.
Осторожно закрыв за собой дверь, я повернулся к выходу и ушел навсегда.
Рассказ забывшего свое имя гворка, которого Великий Пожиратель назвал Кассием
В тот день племя снова смеялось надо мной, бедным и безымянным, бросаясь комками бумаги и выкрикивая обидные прозвища. Разве виноват тот, кто видит больше? Разве был когда-либо выбор?