Книга Лазури

Нельзя было молчать, невозможно, невыносимо совсем! Ведь всякий раз, пытаясь перестать быть собой, я видел Его, Великого Пожирателя, в чьей сокровищнице мы бездумно пировали все это время. Видел, как идет он, башне подобный, с лицом гворка и телом божества, огромный, сияющий, чтобы поглотить свое. Видел, как нападают на него смелые глупцы и падают вниз, рассеченные божественным светом, жалкие в своей непочтительной дерзости. Видел и падение тысячи гнезд, освободившихся и летящих в невероятном вихре, чтобы вернуться в плоть своего господина, и плач последних спасшихся, бегущих от ярости Пожирателя обратно, в живородящую мокрую тьму.

Только себя я не видел, и судьбы своей — не ведал.

И как и раньше, сдался и бежал прочь, чтобы плакать в одиночестве под высокими сводами Старого пути, где никто не увидел бы моей слабости. То, что о ней все знали, было неважно — но если бы увидели, то точно не поверили бы.

Хотя и так не верили.

Горечь терзала меня, тоска непонятого, печаль отверженного, голод алчущего правды — и глаза мои ослепли, ведь я заметил Его только тогда, когда было слишком поздно. Возглас удивления вырвался непроизвольно, но следом я произнес короткую молитву, которую сам когда-то придумал после очередного видения, и Он услышал ее!

Я попятился, едва сдерживая трепет, когда увидел огромное лицо Его, с глазами — звездами и крылья его, толстые, черные, свернутые и ниспадающие складками, гриву на голове Его и нечто невиданное для народа нашего — руки, ладони с пальцами, что звенели и источали сияние. Он взглянул прямо в глаза мне и кажется, насквозь прозрел мою мелкую мятущуюся душонку — потому что показал мне зубы, огромные и жестокие, белые, несущие смерть нашему миру.

Но хотя внушал страх облик Его, был Он ласков со мной и спрашивал о делах моих, а я… я рассказывал. Впервые кто-то хотел знать мою историю, и это был не гворк, но божество.

А когда сказал я достаточно, последовал главный вопрос, низвергнувший меня на землю. Великий Пожиратель спросил, что я буду делать дальше, спросил, хотя знал. И выслушав ответ, исполнил мечту мою, старую, потаенную, запретную.

Бог дал мне настоящее имя.

Отныне и пока Темная Мать не покроет собой сущее, я зовусь Кассий, и устами моими глаголет пришедший судить и карать нас Пожиратель.

Он пел, черпая из себя таинственные знаки и вкладывая их в раскрытое сердце мое, просвещая и преображая меня согласно замыслу своему, серебром покрывая крылья мои и багрянцем закаляя жилы мои, фиолетом наполняя уста мои и изгоняя из глаз моих тьму слепоты.

Я видел то, что видел Он, и знал, как думал Он, и чувствовал так же. Избрание мое открылось мне, и жаждой служения преисполнилось сердце. Пожиратель пришел сюда не ради себя, но ради обета своего, и мы не были врагами ему — но лишь помехой. Он пощадил бы каждого, кто подчинился бы его воле, но я боялся. Боялся, что таких больше не найдется. "Тогда ты станешь Кассием Лотом, маленький пророк" — сказал Он, и я знал, что имелось в виду.

Светлым посланником гибели влетел я обратно, и голос мой пронзил колокол от края до края, ведь теперь он мог звучать грозно и веско, словно "гром".

Тогда преисполнился я гордостью и величием, ведь это был час триумфа моего, и возвестил стае о том, что час их пробил.

— Смерть, — сказал я тогда, — явилась собрать жатву свою и сокровища свои возвратить. Всякий из нас, дерзнувший противиться воле Его, погибнет, ибо нет сил, способных противостоять Творцу!

Но многие ропотом ответили, и хулой, говоря, что Темная Мать сотворила все, а Пожиратель — чудовище и должен быть низвержен наверх, откуда явился.

— Смолкните же, безумные! Смиритесь и склонитесь перед грядущим Роком!

И склонились они. И убили меня первым.

Коракс

Как бы смешно это не звучало, но вера маленькой птички была настолько сильна, что во мне, казалось, проснулось новое существо, могучее, медлительное и голодное. Оно пришло сюда, как и было предсказано, и следуя путями пророчеств, посылало своего глашатая на смерть.

Соусейсеки наблюдала за тем, как я трансформировал Кассия, но не сказала ни слова, и слушая его, не перебивала. Только когда серебристой искрой полетел он к своему народу, Соу тяжело вздохнула, словно догадываясь. Но когда я повернулся, чтобы спросить ее о происходящем, она лишь приложила палец к губам, показывая, что разговоры могут и подождать.

Тяжело и неторопливо ступал я, идя — или шествуя? — к Гнездам, и серебро оставляло на стенах следы, словно сотни улиток проползали невидимо рядом.

Шум сотен птиц и слова Кассия донеслись до меня, а затем черной струной завис в воздухе его последний крик. Его эхо все еще металось под сводами колокола, когда вспыхнувшие нити электрическими искрами осветили произошедшее и в свою сокровищницу вернулся Великий Пожиратель.

Кассий еще был жив, и падая вниз, щедро кропя кровью пергамент и перья, он видел, как его божество явилось в силах тяжких, чтобы исполнить предсказанное им.