Книга магии

Потом ворвался этот идиот Алкид с мечом, и все закрутилось по новой.

Пити осознавал, что эта цепочка событий уже происходила раньше, но от осознания толку было мало. Он не мог разорвать замкнутый круг и повторял все предписанные сценарием движения: уклониться, поиздеваться, уклониться, поиздеваться, выпад, кинуться, убить, уцепиться за трубу, остаться незамеченным.

На этот раз его поразили слова гида:

– Каждую ночь призраки повторяют эту ужасную сцену из прошлого.

– Призраки, чтоб тебя! – закричал Пити. – Какие еще призраки? Я! То есть мы!

Потом он снова с отчаянным криком падал, возвращался в будуар, и так далее и тому подобное, все как прежде.

Это повторялось вновь.

И вновь.

И вновь.

И как только Пити понял, что теперь в этом круговороте заключена вся его жизнь, он свалился с крыши и приземлился в церкви.

* * *

– Иногда его называют Нечистой силой, потому что он несет в себе зло и искушает нас на зло.

– Аминь, брат! – закричали прихожане. – Восславим Иисуса!

Ошеломленный и сбитый с толку Пити стоял в невыносимой духоте в дальнем углу маленького, хоть и с высокими сводами, скромно украшенного храма. Толпа сдавила его со всех сторон, их внимание было приковано к невероятно косоглазому священнику на кафедре. Все скамьи были заняты. Все проходы и вестибюль заполнены мужчинами в кюлотах по колено и женщинами в шелках и корсетах, все в напудренных париках, словно сплошное облако заполнило помещение. Пити был одет по той же моде, как и проповедник. Хотя клирик не повышал голоса, его было отчетливо слышно, как будто он обращался лично к каждому. Отбросив естественную неприязнь, Пити откровенно им восхищался. В толпе то тут, то там раздавались одобрительные возгласы, тянулись руки ладонями вверх, как в мольбе, но ничто не отвлекало от уверенного, доброжелательного голоса проповедника.

– Иногда его называют Князем воздушной стихии, ибо обретается он главным образом в воздухе, сиречь вездесущ, а буде кто не порождение Божие, те повинуются ему.

Понемногу приходя в себя, Пити осознавал, что если раньше он находился в особняке на Чарльз-авеню в Новом Орлеане в девятнадцатом веке, то сейчас оказался в конгрегационалистской церкви в Ипсуиче, Массачусетс, веком ранее, когда Новая Англия еще подчинялась королю. В церкви Пити был единственным человеком африканского происхождения, хотя никто не обратил на это ни малейшего внимания. Если первое было ему безразлично, то последнее крайне раздосадовало.

– Да, братья и сестры, слова во второй главе одиннадцатого стиха Второго послания к коринфянам святого Апостола Павла верны по сей день: «Ибо нам не безызвестны его умыслы». Воистину, друзья мои. Умыслы сатаны нам известны. Мы знаем, что он враг Бога и добродетели. Он ненавистник правды. Он полон злобы, полон зависти и мести. Ибо какие еще причины побудили его искушать невинных в райском саду?

Проповедник перевел дыхание, в этот момент из толпы послышался голос:

– Это лишь ваше мнение, проповедник.

Прихожане ахнули от ужаса и завертели головами в поисках охальника. Молчали лишь Пити, произнесший это, и проповедник, тотчас же впившийся в него взглядом.

Вне себя от возмущения, проповедник ткнул пальцем в Пити, словно хотел пригвоздить его к стене.

– Я слышу вас, я вижу вас, сэр, – закричал он. – И знаю, кто смеет перебивать слово Божие в доме Божьем!

– Откровенно говоря, видал я дома и получше, – заметил Пити.

Он вальяжно двинулся вперед, любуясь снопами искр, весьма эффектно летящих из-под ног при каждом шаге, а перепуганная паства шарахалась от него в разные стороны. Что за зрелище!

– И хотя я не могу не согласиться, что мой тесть иногда теряет самообладание, не всегда держит себя в руках, несмотря на это, я полагаю, добрые прихожане заслуживают более… как там говорится?.. более полного и непредвзятого изложения событий.

– Ты посмел бросить мне вызов, демон? Мне, Джорджу Уайтфилду, служителю всемогущего Господа в колониях? Какое ты имеешь право богохульствовать, любезнейший?

– Сейчас покажу, – ответил Пити и мгновенно понял, что это противоборство тоже было предписано ему свыше, как и прежнее – с Алкидом, более того, оно ему нравилось, но, ясное дело, тоже ничем хорошим не закончится.

– Хватит! – зарычал Уайтфилд.

Во время перепалки он, казалось, вырос фута на два и раздался на фут вширь. Пити тоже подрос и стал крепче, что очень ему пригодилось, когда проповедник одним прыжком выскочил из‐за кафедры, схватил ближайшую дубовую скамью за край и, подняв одной рукой, размахивал ею, как ребенок, целящийся палкой в шишку.

– Да знаешь ли ты, на кого замахнулся, недоумок? – насмехался Пити.

Он швырнул конец скамьи в голову проповедника. Тот увернулся, молниеносно кинулся вперед и боднул Пити в живот.