Государственного преступника, отличившегося совсем недавно, патруль искал поочередно то в мертвых землях, то в Дальнем загородье, то в Диком краю, то на Великой пустоши. Так определяли в Центральном Городе его местообитание, и это позволяло Норкриону нагло жить в дне пешей ходьбы от столицы и занимать выборный пост.
Селение числилось ни плохим, ни хорошим, в меру лояльным (Норкрион умел вовремя обезвреживать потенциальных предателей), в целом весьма неприметным. Вся община по мере сил старалась поддерживать свою неинтересность. Даже те, кто отмежевывался от каких-либо общих политических дел.
Порой здесь ночевали нелегалы. В доме чудака Рианальта. Он умел быть очень незаметным хозяином и никогда не надоедал гостям, так что те, отдохнув и переодевшись, отправлялись в путь, часто не зная даже названия места, в котором ночевали.
Тихий сложился здесь омуток. Как раз из тех, в которых может водиться что угодно… вроде таких старейшин.
«Вы боитесь?»
— Да что — я… — после долгой паузы наконец поморщился Норкрион. — Мне-то что так, что этак жить не слишком долго. Я о других думаю. Гихора общий сход назвал, я был против… Пацан он еще…Да, а люди, которые выбирали посланников, тоже участвуют?
— Возможно.
— А конкретнее нельзя?
— Обязательно умереть должен только я. При подобном поручении. Уж такова ваша просьба… — Линго так и не надел капюшон, сброшенный рукой тейчан, что позволяло старейшине видеть его густые сдвинутые брови. — Во второй очереди, если это потребуется, — те, кто приходил в Храм. В третью — те, кто тем или иным образом участвует сейчас в подготовке к Дару. Остальные…
Он не закончил, просто неопределенно махнул рукой.
Его ответ Норкриону явно не нравился.
— Непонятно это все…
— Непонятно, — согласился Линго, — и неприятно. Поверьте, я это понимаю. Потому и спрашивал вас: действительно ли вы видите только один выход? Как знать, может, прося неконкретной защиты для всех, вы добьетесь того же самого и ваш Правитель умрет. Но не по вашей непосредственной воле, значит — без вашей вины.
Сложно иногда угадать правильные слова. Одно попадет не на место, и — конец пониманию…
— Это мы-то виноваты? — взвился старейшина. — Мы? Которые всего лишь хотят спокойно выращивать свой хлеб, ткать, делать посуду и прочее, необходимое для жизни?
— Вы не поняли!
— А чего еще надо?! Такие ребята вчера!.. Где вам это понять! И ведь не выдадут они нас, хоть что — не выдадут; а как подумаю о них — так в сто раз лучше умереть, чем знать… А вы говорите… Эх!!!
Если человек словоохотлив, из этого вовсе не следует, что он может изъясняться внятно. Гримасы Норкриона, впрочем, довольно ясно дополняли пропущенные слова.
— Я ведь и ищу возможности этого избежать! — повысил голос Линго.
— Мы ведь и требуем, чтобы на этом была поставлена наконец точка! — перешел на крик Норкрион. — Широкий Круг? Будет вам Круг! Только давайте быстрее, а то — сколько можно! Хватит уже!!! Такие ребята сейчас…
Резким рывком Линго поднялся и почти выбежал в другую комнату, где тотчас поднес к глазам перстень. «Таких ребят» послали сразу после того, как другая группа отправилась в Храм, то есть когда уже завязался новый узел судьбы — это давало шанс.
Некоторое время Норкрион недоуменно ждал продолжения. Он не привык, чтобы его собеседники вот так срывались с места. Посидев немного, он встал и выглянул в соседнюю комнату. Та была пуста, но с грубо сколоченной лавки тряпкой свисал опустевший плащ.
Зачем-то на цыпочках, Норкрион пересек комнату, заглянул в спальню Рианальта (тоже пустую) и услышал какой-то неясный, идущий сверху звук. Нашарив взглядом лестницу на чердак, он неслышно поднялся и осторожно потрогал ручку двери, за которой что-то происходило. Дверь не сдвинулась ни на миллиметр, но тренированный чуткий слух беглеца со стажем позволил старейшине различить доносящиеся оттуда звуки.
Различить, узнать и поежиться.
К вечеру подоспела голубиная почта. Уставшая от быстрого лета птица бессильно свалилась возле клетки. Рианальт подхватил голубку своими широкими ладонями-лопатами, выдернул заткнутую в трубочку записку и, пока Норкрион читал, долго и нежно очищал от насевшей пыли кирпичного цвета перышки.
— Ну?
— Он это сделал! Не с Правителем, нет, но… Из Города пишут, что произошло чудо: наши братья загадочно исчезли из тюрьмы!!!
В наступившей за всплеском ликования полной тишине зашелестели крылья: это сорвалась с хозяйской задрожавшей ручищи и опустилась на кормушку красно-рыжая вестница.
Тейчан пришла вечером — принесла кувшин молока (в селении было всего две коровы). Черные миндалевидные глаза Линго блеснули ей навстречу, но тускло — белки покрыла красная сетка лопнувших сосудов. Почему-то он лежал не на кровати, на лавке. Молодая женщина, стараясь двигаться как можно осторожней, подошла и наклонилась над ним, но кувшин все равно колыхался в ее руках, и молоко стекало белыми ручейками. Взгляд Тейчан прятала: ей уже рассказали все.
— Вот, пейте.
— Нельзя… — Заложнику еле хватало сил, чтобы говорить.
— Молока? Но ведь оно восстанавливает силы. А хотите, я приготовлю бульон? Настоящий.