Книга магов (антология)

— Я так и знала! Так и знала — он придумает что угодно, лишь бы увильнуть!!!

— Я не властен над этим камнем так же, как и над собой. — Спокойный тон Линго был холодней дождя. — Вы все видели знак?

Ровность тона не уничтожает жестокость слов.

— Но как же так?.. Как же так? — Здоровяк Тапранон снова был похож на обиженного ребенка.

— …И я вовсе не утверждаю, — продолжил Линго и поднял руку, призывая к молчанию, — что Дар — именно ваша борьба. Было названо два слова. Не только это.

— Да не было же! — сердито топнула Тейчан.

— Было. Норкрион, повторите, пожалуйста, полностью вашу фразу.

— Я сказал, что у нас остались только наша борьба и… И…

— …Ненависть! — подхватил Линго. Кристалл на мгновение осветил комнату вспышкой молнии, но тут же умерил яркость до уровня фонарика. — Вот он — ваш Дар! Пожертвуйте ненавистью! — Линго с нежностью посмотрел на волшебный свет. И лицо его тоже просветлело. — Вот и все… Теперь вам пришел черед действовать.

— Но… — Норкрион потряс головой, как бы отгоняя наваждение. — Разве это возможно? Как?!

— Подумайте над этим наедине с собой, — светло улыбнулся Линго. — И добейтесь того, чтобы она ушла…

— Но это же… для этого надо заново родиться!

— Надо — так родитесь заново. Дар назван!

Линго ждал их возвращения терпеливо и долго, но дом молчал, будто вымер, — звуки сбежали из него, чтобы не мешать ничьим раздумьям. Дождь и тот утих.

Не один час прошел, прежде чем Линго нехотя (временная комната успела сделаться для него своей, обжитой) добрел до двери, выходить за которую ему вовсе не хотелось.

На полу у стены, прямо напротив порога, сидел Гихор. При виде Линго его взгляд заметался, желая скрыться хоть на миг, и нашел-таки убежище под опустившимися веками. Силач Тапранон возвышался над ним горой, оседлав единственный в доме стул со спинкой, уцелевший, видно, с незапамятных времен.

Линго уже и раньше отметил, что между ними наметилась какая-то близость. Возможно, этих двоих объединило опасное путешествие и выпавший на голосовании общины жребий, но могло быть и так, что остальные вошедшие в Широкий Круг духовно были от них намного дальше. В любом случае, под-ростка-сироту и учителя воинов тянуло друг к другу.

— Поговорим?

Линго нарочно обратился неконкретно, но адресат и сам догадался, о ком идет речь. Не открывая глаз, подросток утвердительно мотнул головой.

Линго прислонился к косяку (стоять ему все же было больно), а затем и вовсе присел на корточки.

— Я понимаю, задача не из простых. Своими чувствами, пожалуй, управлять труднее, чем чужими. Но, может, стоит разобраться, а? Если есть ненависть, есть и ее причина. Попробуй спросить себя, почему ты, именно ты лично, ненавидишь Правителя?

— Так как же! — Гихора поражала необходимость искать причины само собой разумеющимся вещам. — он ведь… вообще… это… такой!

Переход от запальчивости к растерянности получился настолько резким, что подросток устыдился.

Он прекрасно понимал, что ненавидит Правителя, но не знал ни одного слова, которое могло бы толково объяснить — почему.

— Тейчан тоже всех потеряла, — подсказал Линго. — Но некоторые относятся к своим утратам как к части нормального хода вещей. Тяжелого, удручающего, мучительного — но естественного…. А если бы вместо Пермангира при власти был кто-то другой? Если бы твоих близких унесла болезнь?

— Но ведь… Это же он виноват!

— Слушай, парень… Я уже слыхал подобные слова. Но все равно: чтобы повлиять на нечто, это «нечто», надо хорошо понимать. Давай, постарайся объяснить мне (хотя на самом деле — себе), почему ты ненавидишь. Четко объяснить, так, чтобы я, слушая, проникся твоей злостью. Но с условием, что это будет доказательно и чтобы я поверил: причина в том человеке, и только в нем. Горе, боль, злость — они порождают друг друга, накапливаются и требуют выхода. Иногда выбирают любую мало-мальски пригодную мишень, которая не обязательно является той единственной настоящей. Может, так произошло и с тобой?

— А можно… чтобы кто другой объяснил? — недовольно, но все же с надеждой спросил гихор. — Я трепаться не сильно люблю.

— Да нет, других я тоже хочу услышать. Нужно, чтобы каждый сказал за себя.

— А что — не ясно разве? мерзавец он, и все тут… Ну не умею я объяснять ничего, не могу — и все! Я его ненавидел, ненавижу и буду ненавидеть, чтоб он сдох!

— Но ведь «чтоб он сдох» осуществится, только когда ты перестанешь его ненавидеть, — ты это понял?

— Нет! — насупился подросток. — Как вообще можно такое понимать? Я могу сказать: «Больше не ненавижу» или что там еще полагается… Этого хватит?

— Не хватит. — Линго сел на пол и устроился поудобнее. Ему подумалось, что если он сможет преодолеть вот эту, взращенную с пеленок бессловесную ненависть, то подтолкнуть к освобождению от нее остальных будет совсем просто. — Дар приносят, а не изображают.

— Ну что вы к ребенку пристали! — не удержался Тапра-нон. — У меня и то от вашей головоломки башка пухнет.

— И вы попробуйте ответить почему. Может, ваш пример подействует?

— Да ну вас… — поморщился силач. — Неужели попроще чего не нашлось?