Отвечать на упрек смысла не было. По задумчивому и взъерошенному виду тапранона линго ясно читал, что тот сам понимает неотвратимость решения и бесится от собственного неумения разобраться, что к чему.
Не привык этот человек решать внутренние противоречия.
— Хорошо, я попытаюсь подсказать. — Линго сосредоточился на собственных словах: каждое из них должно было встать именно на свое место, иначе смысл будет утерян, но он прекрасно осознавал, что умение убеждать вряд ли успело возникнуть в нем за столь короткое время.
— Между ненавистью ради ненависти и желанием уничтожить само зло есть разница.
— Он — враг. И все.
— Враг, и все… — Линго смотрел на Тапранона, но в то же время наблюдал в первую очередь за реакцией подростка. — Действительно — все? А каждый из тех, кто служит в патруле, для вас тоже «враг, и все»?
— Вроде.
— И каждого из них вы ненавидите лично? Мне так не показалось… Поправьте, если я ошибаюсь: вы старались оценить ситуацию, сравнивали свою силу с силой противника, возможно — планировали, на кого из них будете нападать первым… Я не заметил других чувств.
— Ну так, ясное дело!
— Нет, погодите — вы только что подтвердили, что ненависти в критический момент не чувствовали. У вас на нее не было времени, верно?
Тапранон слегка оторопел, затем высоко поднял брови.
— А ведь верно! В тот момент я ни о чем не думал… Ну, разве что — успеете уплыть или нет. Чепуха какая-то получается…
— Не чепуха, — улыбнулся Линго. — Все правильно. Вам было не до того. Вы хотели уничтожить хоть кого-то из них, но — не ненавидели. Вы боролись с конкретной угрозой.
— Собирался…
— Не важно. А теперь поймите: то, что вы хотите сделать с Правителем, — в точности такое же ожидание схватки. Всего лишь. Вам надо думать, как добиться своего. Когда беда рядом, от нее надо спасаться и спасать других, а остальное — лишнее. Ненависть помешала бы вам тогда, на берегу, правильно действовать, не так ли?
— Ну?! — слово «ну» звучало как эквивалент «да». Чуть вопросительно, но все же и утвердительно.
— Ну? — машинально повторил за ним то же слово Линго, вкладывая другой оттенок.
Тапранон поскреб лоб и вдруг вытаращился на Линго, словно увидел его впервые:
— Черт вас возьми!!! Что же вы сразу этого не сказали?! Конечно — чего оценишь, если кровь в голову бьет?!. Так вы об этом нам все талдычили, так?
— Ну да! — Если Линго и покривил душой, то совсем немного. Пусть даже Тапранон и считался здесь учителем, вряд ли слишком сложные материи были ему доступны.
Искорка в кристалле показалась Заложнику какой-то веселой. Первый шаг был сделан!
— Поздравляю — Дар принят.
— А я ничего не понял! — Гихор дернул Тапранона за рукав.
— Да все просто! — наклонился к нему просиявший силач. — Хочешь, объясню? Эх вы!.. — качнул он головой, с легкой укоризной глядя на Линго. — Что ж вы сразу-то нормальными словами это не сказали? Вот, мудрецы! А ты, пацан, слушай…
Конца разговора Линго решил не дожидаться: теперь его присутствие могло только помешать.
«Трое, — отметил он для себя. — Остаются трое. Итак, кто первый? Да тот, кого я первым встречу!»
Тейчан стояла у колодца, опершись на серые полусгнившие доски и заглядывая через край.
«Осторожно! — напомнил себе Линго. — С Тапраноном тебе просто повезло! Здесь будет сложнее… Да, сложней всего, пожалуй!»
— Вы придумали все это нарочно!
Она не обернулась перед тем, как это сказать. Догадалась, что это он, сердцем почувствовала, узнала шестым чувством — мало ли как.
— Тейчан! — негромко позвал Линго. — Не стоит. Ты знаешь — все не так.
— Ничего я не знаю! — упрямо и сердито ответила она, наконец-то поворачиваясь.
Странно она смотрела, будто очень не хотела видеть Линго и в то же время жаждала глядеть на него.
— И я не знаю, — чуть помедлив, проговорил он, — почему вы противоречите сами себе. Ждете чуда — и стараетесь всеми силами ему помешать. Стремитесь принести себя в жертву — и в то же время делаете все возможное, чтобы Дар не получился.
— Да что вы вообще понимаете! Вы… Вы — не человек! Вот вам и не ясно… — Она скривилась как («как»?) от сильной боли.
Линго глубоко втянул в легкие воздух. Он не имел ни малейшего представления, что ей следует говорить. Все заранее заготовленные слова, все мысли, казавшиеся правильными и стройными, терялись под ее взглядом, чем-то похожим на взгляд той отчаявшейся женщины с больным ребенком — тоже преисполненным страданием, но все-таки другим. От боли Тейчан, вместившейся в этом взгляде, Линго самому становилось больно — но тоже по-другому.
Она была прекрасна в своем отчаянии. Невероятно прекрасна.
— Я — человек. Всего лишь человек!
В его голосе слышалась мольба.
— Нет! Ты поэтому ничего не понимаешь. Ты не можешь понять!!!
Глаз — не кристалл, в нем нет резких граней, но даже отражение заходящего солнца в них ломалось и разбивалось на острые кусочки. До чего же колючи эти осколки, не прикоснешься…
— Я — человек…
— Вам нравится меня мучить? Это входит в Дар, да?
«Ничего слишком личного… Ни в коем случае! Этого нельзя,
это ведет только к беде…»
— Тейчан…