Книга магов (антология)

— Да. — Линго был почти рад приступу физической боли, позволившей не выдать охватившие его чувства.

Разве не может случиться невозможное в мире, в котором бывает все?

— То-то же! — не без горького удовлетворения заметил старик.

— Да… — повторил Линго. — Но все равно зря вы так… Это же была ваша инициатива. Ваше дело. Ваша просьба. Мне придется смириться со всем, что бы со мной ни произошло, а вы свою неудачу прочувствуете куда сильней!

— Что значит — «так»? Я — никак. Я всего лишь говорю… Если бы можно было просто умереть и поставить на этом точку! Ну не могу я отказаться от ненависти и от себя — в этом все дело. Спроси свой камень — вдруг он примет какую-нибудь другую жертву?

— Это невозможно.

Стон на стон. Вздох на вздох.

— А для меня невозможно ЭТО.

Тупик. Линго не видел (и не увидел бы, даже не находись где-то рядом Тейчан, невольно заполонившая все его мысли), где находится тот рычаг, которым можно было повернуть в нужную сторону монолитную, но давшую трещину душу старейшины. Эту душу можно было обратить в щебень (но тогда не осталось бы и жизни), но не изменить ее форму.

— Я понимаю — мне и самому было бы проще принести другую жертву.

— Тогда придумай, — вытянул вперед шею и снизу вверх заглянул ему в глаза Норкрион. — Что сделать со мной? Мне же надо как минимум заново родиться, с нуля все начать — не меньше. Вот ты возьми и заставь меня. Силой, колдовством, чем угодно — отказаться от этой ненависти. Только поскорее. У нас мало времени.

— Это произойдет, когда произойдет.

— Я не о том! Я что — не сказал? Мда-с, приехал Норкрион… — То ли короткий смешок, то ли всхлипывание вырвалось из старческого горла. — Дожил! Те ребята, которых вы вытащили, случайно «засветились» на окраине Города с нашей стороны. Молодо-зелено… теперь надо ждать облавы!.. А вы это… невидимками нас можете сделать? Тапранон говорил… лишь бы о вашем приходе кто не проболтался. Третий вариант, называется… Нет, не надо невидимок, я же сказал, придумай, заставь меня! Я сказал — любым способом!

— Магия не действует на души.

В гранях кристалла Линго снова мерещилось лицо Тейчан.

— Не придумывайте — вы уже и так вторглись туда, что дальше некуда!

— Для того чтобы сказать то, что сказал я, вовсе не нужно было прибегать к помощи высших сил. — Линго было стыдно за радость, которую он ощутил, поняв этот простой принцип: на людей влияют люди.

— Можно подумать, я бы стал вас без них слушать! И не важно сейчас… — Норкрион и впрямь внутренне торопился, потому что тут же перепрыгнул на новую мысль. — …А может, мне напиться? Спьяну многие добреют… Вдруг и я — тоже?

— Подозреваю, что для такого простого выхода ваша воля слишком сильна.

— А как еще можно не ненавидеть? Во сне? После смерти?

…Ну придумай же ты, чтоб тебя разорвало! Переделай! Замени!!! Пусть я и впрямь стану не собой во всех смыслах. Все равно я ничего не стою без дела!

— Ваша ненависть слишком настоящая… — покачал головой Линго. — Я ничего не могу.

— Но ведь я обязан, о Боги! — Норкрион воздел руки к потолку. — Что же делать? Мне некуда отступать!!!…Если бы я мог начать жизнь сначала!

Камень.

Это был не огонек, но все же в его глубине что-то неразборчиво и неопределенно изменилось. А может, и со стороны упала тень. Линго был слишком выбит из колеи, чересчур выведен из равновесия, чтобы это понять.

— Тсс! — замер вдруг Норкрион. — Что это?

Окончание возгласа — слишком короткий отрывок звука, чтобы его распознать.

— Что это? — тревожно вскочил с места Линго.

Будто в ответ на его вопрос, резко распахнулась дверь, и на пороге появился Гихор. Он открывал и закрывал рот, как вытащенная на берег рыба.

— Что случилось? — пружинисто развернулся к нему Нор-крион.

— Тей… Тейчан! — судорожно хватая ртом воздух, выпалил Гихор. — Она повесилась!

…С облавой пришел не дежурный патруль — большой отряд с четырьмя машинами.

Два подразделения разошлись, забирая селение в клещи, сомкнулись за дальним краем построек и, оставив круг часовых, принялись прочесывать хибарки, редкие дома и бараки, разделенные на комнатушки лоскутными занавесками и сетками. Тряпичные стенки попросту срывали и сбрасывали на пол, под ноги. Обычно таким мелким разорением облавы и обыски и ограничивались, но из первого же барака солдаты сразу не ушли, как бывало прежде, — командира смутила переполненная ненавистью тишина. Он был достаточно опытен, чтоб заподозрить неладное, — уж слишком она была непонятна.