— Что вам от меня нужно? Что? Давайте уж… сразу… Отведите меня к этому вашему палачу… Чего вы тянете? А так — хватит!
— Тейчан!!!
Магия не действует на поступки людей — так считается. Но как назвать то, когда руки и ноги, все тело выходят вдруг из повиновения и делают вещи, на которые разум в нормальном состоянии вмиг наложил бы запрет? Магией? Другой, не имеющей отношения к Храму… Или имеющей, не важно…
Упругие губы Тейчан показались Линго терпко-сладкими на вкус.
Когда он понял, что она отвечает на поцелуй искренне, повинуясь все той же неуправляемой силе, невесть откуда выскочившей и толкнувшей их друг к другу, то подумал, что это катастрофа. Непредвиденная и непоправимая катастрофа.
Подумал и прижал тело молодой женщины к груди еще сильней.
Камень горел на пальце Линго ясным светом, этот свет видели в селении: далеко не одно окно было тут же торопливо задернуто шторами. Не искорка. Не лучик. Не свечка. Не как огонь в очаге, даже не как костер. Он отодвинул на секунды ночь.
Заложник заметил его не сразу.
— Что я наделал! — в ужасе прошептал он, отстраняясь.
Дар был принят. За вспышкой света наступила темнота.
— Ты… Вы… — чужим голосом выдавила из себя Тейчан и, вскрикнув, опрометью кинулась прочь.
Рианальт ждал его и, по-видимому, уже давно.
Поминутно напоминая себе о долге, Линго заставил-таки себя подняться к нему на голубятню.
— Что, по мою душу пришли? — загадочно усмехался хозяин дома. — Это хорошо. Давно пора!
«Тейчан…» — Линго сумел снова подчинить себе свое тело, но не полностью — сердце никак не входило в здоровый ритм: то сжималось, то начинало частить. Мысли остались там, у колодца.
Разговор с Рианальтом казался ему простым, когда он только выходил из дому после беседы с Гихором и Тапраноном: этот человек был способен спокойно дискутировать, хоть и не проявил пока свои умения; на него единственного могли подействовать доводы рассудка. Сейчас задача простой Линго больше не казалась — трудно убеждать человека, невольно вызывающего у тебя раздражение.
Разумеется, Рианальт не был виноват в том, что произошло между Тейчан и Линго. Но все равно Заложнику не хотелось его видеть, и особенно — после…
«Долг!»
— И как же вы собираетесь убедить меня в том, что ненависть не нужна? — для Рианальта разговор казался чем-то вроде игры. В слова.
«Тейчан…»
— К этому выводу вы должны прийти сами.
Голос ровный, значит — подчиняется воле, значит — уже хорошо.
Почти хорошо. «Тейчан…»
— Заранее предвижу ваши аргументы. — Рианальт сплел пальцы в замок и зацепил за колено. Голуби изредка издавали во сне воркочущие звуки. — Вариант первый: чувства мешают объективной оценке ситуации и так далее: ослепляют, отупляют… Логично, но всерьез такое воспринимают только самые ограниченные люди. Для людей мыслящих это не новость, и поэтому прием не пройдет. Я тоже когда-то так думал…
Линго, чтобы скрыть усиливающееся раздражение, уставился на перстень.
— И — передумали?
Даже очень внимательный слушатель не заметил бы иронию, настолько прозрачна она была, что уж говорить о человеке, привыкшем слушать себя и только себя?
— Разумеется. И знаете почему? — чуть ли не проникновенно поделился Рианальт. — Потому что решения, принятые без чувств, изначально противоречат человеческой природе. Человек был сотворен Создателем как существо эмоциональное.
Чувства можно спрятать, но куда их денешь? Прогонишь одни — их место тут же займут другие. Как знать, возможно, и более страшные. Плохо ненавидеть врага, не так ли? — Линго почти не слушал его, кристалл помогал ему прятать все, что не следовало сейчас выставлять напоказ. — …Но ведь если борешься с ним без ненависти, во вражде можно отыскать, например, удовольствие. Не лучше ли скатиться в слепой фанатизм, чем стать хладнокровным садистом, наслаждающимся причиненным врагу злом? Свято место пусто не бывает…
— А радости избавления от несчастий разве мало?
Как ни странно, кристалл неожиданно снова осветился, и весьма ярко. Линго поднял было взгляд, но тут же до него дошло, что не Рианальт принес в этот миг свой Дар. Скорей всего, Тапранону удалось убедить Гихора.
— Конечно, мало! — Рианальт сидел, немного покачиваясь в такт своим словам.
Возможно, эти мысли не являлись пустыми и были даже когда-то выстраданы по-своему. Очень возможно… Линго вдруг поймал себя на том, что, похоже, для Норкриона и его единомышленников почти так же неприятно звучали его собственные слова, в чем-то слишком рассудочные, отвратительные своей последовательностью и отчужденностью. Его передернуло.
Тейчан… Что с ней сейчас? Что она чувствует?
Линго казался себе бессовестным обманщиком, а Рианальт между тем продолжал свой монолог.
— …У человека много врожденных потребностей, и желание побеждать — скорей общежизненное, чем собственно эмоциональное. Человеку нужны победы. Человеку нужна еда. Человеку надо греться, чтоб не замерзнуть. Без стремления побеждать тоже не получится жить. Натуру не переиграешь, нет! Ненависть — это нечто другое. Ее чувствуешь. Ее может не быть, ее можно выбрать… Вам что — плохо?
— Ничего, — процедил сквозь зубы Линго. — Немного знобит.