Я родился, когда ему было двадцать пять лет. Я даже не знаю, сколько классов школы он окончил. Вероятно, не десять, тогда не было десятилеток. Его жизнь до армии прошла вместе с родителями в городках Воронежской губернии — в Боброве, в Лисках (крупная узловая ж/д станция, некоторое время называлась Георгиу-Деж). Вспоминались им также, доходят глухо из моего детства: Масловка, Острогожск, Валуйки. Но никогда Воронеж. Туда мой отец не добрался. Когда летом в 2007 году, возвращаясь из Ростова-на-Дону, мы попали с нацболами в пробку на федеральной трассе «Дон» как раз в Воронежской области и решили ее объехать, то заблудились. Тогда по компасу, встроенному в мои французские часы «Tissot», мы стали пробираться на север и вдруг выехали к табличке «Масловка». И я остолбенел, проникнутый чувством судьбы, вынесшей меня прямиком к гнезду моей семьи. В деревне Масловка, как я запомнил от отца, должны были жить полным-полно Савенок, потомков запорожских казаков, переселившихся в верховья Дона. Мы повернули в Масловку. День был хмурый, выходной, на улицах ни души. Я спросил у пары девочек, сидевших на скамейке в самых что ни на есть пластиковых, распространенных во всем мире, куртках — был конец сентября — где живут Савенко. Девочки не знали, они, стесняясь, лишь хихикали. Ну не обстукивать же все дома! Масловка оказалась здоровенным поселком (и выглядела вполне зажиточно). Мы поехали к старой церкви с зеленым куполом в свежих лесах. Спросили священника. Священника не было — пока ремонт, он не служит, сказал не то сторож, не то строитель. На вопрос: «Где живут Савенко?» — он сказал, что не знает, так как он здесь всего лишь с начала лета, занят реставрацией храма.
Мы сели в «Волгу» и под сентябрьским солнышком поехали по французскому компасу по земле моих предков. По дороге мы наткнулись еще на одну Масловку, в которой нам сказали, что есть еще и третья. Не обнаружив Савенко во второй Масловке (там тоже было пусто, видимо, народ был чем-то занят, некими полевыми работами, либо еще чем), мы выехали на довольно широкую двухстороннюю дорогу, и справа и слева от меня замелькали указатели с именами городков из отцовского детства. «Бобров» — и недалекие крыши стали видны, я подумал: заехать бы, зайти в ЗАГС и спросить, какие есть у них документы о моей семье, есть ли что о рождении моего деда Ивана Ивановича или бабки Веры Мироновны Борисенко. Но мы торопились в Москву, и старые крыши Боброва в орнаменте из желтых багряных деревьев осени остались у нас за правым плечом. За левым, там где встречное движение, вскоре остались Лиски. Там у меня есть двоюродный брат Юрий, но адреса нет. Да и писать я не стану, он уже наверное старый человек, а старые люди на меня действуют угнетающе.
Из того, что я знаю, юный отец мой до армии уже проявил свои две страсти: любовь к электричеству и любовь к музыке. Любовь к электричеству привела его в киномеханики и в электромонтеры. Существовала фотография, где отец весело скалится с деревянного столба в окружении белых керамических изоляторов. На ногах у него металлические «кошки». Любовь к музыке уже тогда привела его к гитаре. Я не знаю, заканчивал ли Вениамин Иванович какую-то школу, где его обучали электротехнике, полагаю, что заканчивал как минимум курсы электромонтеров. Потому что, когда он был призван в армию, то попал в лучшие по тому времени войска, в войска ОГПУ. Поскольку, как феодал имел в Средние века право первой ночи, так и ОГПУ первыми выбирали себе солдат из призывников, все другие войска получали то, что осталось. На моей книжной полке фотография юного моего отца (фуражка, гимнастерка, галифе, сапоги), вытянувшегося у знамени, у древка. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — выгнуто полунимбом над гербом СССР, а внизу сказано: «20-й полк войск ОГПУ». Надпись — машинописный синий текст, печать и дату когда-то можно было разглядеть без труда, теперь это могут сделать разве что специалисты. «За отличные показатели в боевой…политической подготовке…» — все остальное съело время. Отец, красивый, не шелохнется, стоит, похожий на моего сына Богдана. На печати можно разглядеть «г. Дзержинск». Отцу скорее всего на этом фото лет двадцать или двадцать один. То есть это либо 1940 год, либо 1941-й. Отца призвали в 1937-м? Или в 1936-м? Не знаю. Знаю, что он после окончания срока срочной службы остался на сверхсрочную. Видимо, ему не хотелось возвращаться в маленькие городки Воронежской области. Возможно также, что нежелание его покидать город Дзержинск связано с тем, что он уже жил тогда в гражданском браке с Зыбиной Раисой Федоровной, 1921 года рождения, г. Сергач Горьковской области, то есть с моей матерью.