В ноябре 1979 года мне позвонил эмигрант, художник Ур. Настоящая его фамилия была Урьев, я знал его в 1972 году в Москве. Он шил у меня брюки и жил, как и я тогда, на Погодинской улице, через несколько домов от меня. Я запомнил его хорошо, потому что он оказался на редкость придирчивым заказчиком, и мне пришлось два раза переделывать ему эти его брюки. Он истерически обхватывал, помню, ткань штанины вокруг своей икры и кричал мне: «Вот как, вот как должно быть!» Я рад был, что наконец после двух переделок от него избавился. Это был всклокоченный, красногубый и нахальный человек. И вот он мне позвонил. Я даже и не знал, что он в Америке. «Слушай, Эдуард, — сказал он мне, — я тут присутствовал на одном парти, там была масса очень известных людей, VIP, как они здесь говорят, и там был сам Трумэн Капоте. Поздравляю тебя, он возбужденно говорил о рукописи русского писателя Лимонофф, сказал, что хочет разыскать тебя. Узнав, что я русский, попросил у меня твой телефон. Я дал. Ты не против?» Я хотел спросить, откуда у него мой телефон. Но я спросил, не разыгрывает ли он меня? Он сказал, что нет, не разыгрывает, что он вообще могильно-серьёзный тип.
— Капоте что, читает по-русски? — спросил я. (В октябре только что вышел тогда в «Index Press» «Эдичка» на русском).
— Нет, не читает, во всяком случае ни слова не сказал, пользовались английским.
— А где же он прочитал мою рукопись? Он ведь сказал «манускрипт»?
— Да, он сказал «манускрипт».
— Тогда он прочёл рукопись в каком-то издательстве.
— Тебе виднее, где, — сказал он. — Но кажется, ты ухватил жар-птицу за хвост. Позвони ему. Не жди, пока он позвонит.
— Дай мне его телефон!
— У меня нет его телефона, но я постараюсь достать.
— Спасибо за хорошую весть, — сказал я.
— Не забудь обо мне, в случае удачи…
Он положил трубку. Была ночь. Я подумал, что неизвестно какой человек что тебе принесет. Такой вот злой Ур принес добрую весть.
Телефон писателя Трумэна Капоте мне дала Татьяна Либерман. Просила лишь не давать его в любые руки. Я помню, что, прежде чем набрать его номер, я оделся: надел брюки, туфли, пиджак и сел за стол. Написал на листе бумаги, что буду говорить. Глубоко вздохнул, набрал номер. Один, два, три, пять звонков. Никого не оказалось дома.
Я набирал его номер по 10–20 раз в день в течение двух недель. Я позвонил Татьяне и спросил, правильный ли номер. Она подтвердила, что да, это домашний телефон квартиры Трумэна Капоте на Даг Хаммаршельд Плаза. Что не далее как месяц назад она, Татьяна, пользовалась этим телефоном. Что вероятнее всего Трумэн уехал погостить к друзьям, он часто так делает. «Не отчаивайтесь, продолжайте звонить, удачи с Трумэном», — пробасила Татьяна.
28 ноября (многие даты забыл, а эту помню) я услышал в трубку квёлый усталый голос: Да, это Трумэн Капоте, или Кэпот, кто как произносит. Да он разыскивал Эдварда Лимонофф, настолько манускрипт, те главы, что ему показали, его поразили и тронули. Он хотел бы увидеть автора, он рад, что я звоню, можно было бы увидеться через неделю, если хотите. Я находчиво соврал, что улетаю завтра в Париж. Я действительно решил улететь в Париж и стал копить для этого деньги. Причины были для этого две, одна важнее другой: издатель Жан-Жак Повер, с которым я (посредством Николая Бокова, это яркий тип, но требует особой истории) заключил договор на издание книги, решением суда был лишен права на издательство. Я хотел поехать и что-то сделать! Что, собственно, я не знал. Вторая причина: у меня начался ещё в Нью-Йорке второй роман с Еленой, она даже жила на Sutton Square, это она хотела, чтоб я перебрался в Париж. В Париже обитала её сестра Лариса, Елена часто вояжировала из Рима в Париж и обратно. Между теми городами не лежал Атлантический океан. «Please, — сказал я, — мистер Капоте, я хотел бы встретиться с вами сегодня».
Он пожаловался на то, что только вошел в квартиру, едва успел вынуть ключ из двери, что месяц находился на излечении в госпитале, что он очень слаб. И он вздохнул. Я тоже вздохнул и парировал его доводы тем, что просто не могу улететь на континент, в Европу, не услышав его мнения о моём романе и его замечаний. Он должен понять меня, ведь он сам был молодым писателем. Пусть он представит себя, улетающего в Европу, а у него не получается встреча с Трумэном Капоте…