Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей

Рябушинский-старший и олицетворял собой при советском строе свергнутых буржуев-мироедов. В качестве примера злобности удушенного класса (мол, не зря это сделали) приводили цитату из выступления Павла Павловича на Втором Всероссийском съезде представителей торговли и промышленности в Москве в августе 17-го: «Нужна костлявая рука голода и народной нищеты, чтобы она схватила за горло лжедрузей народа, членов разных комитетов и советов…» Серьезные слова, но ошибались товарищи-трактователи: это не призыв, это – прогноз. Действующий до сих пор.

Это одно лицо – работящее, решительное, богатое. Теперь лицо другое: тоже богатое, тоже решительное и работящее. Вроде похоже, но Федот, да не тот. «Федота» звали Николай Павлович Рябушинский. Знаменит не менее, если не более, старшего брата. Но вся его знаменитость – с налетом скандальности. Вот о ком писать роман, да не простой, а авантюрный, да еще и любовный (красивые женщины окружали Николашу всю его долгую, более чем 70-летнюю, жизнь). Ограничимся набросками к роману.

Николай был единственным Рябушинским, который вышел из семейного дела. Все свои средства он не приращивал, а тратил. Но тратил красиво (впрочем, были и традиционные кутежи, за что получил Николай прозвище «Шалый»). Построил на границе Петровского парка виллу (ни больше ни меньше), назвал «Черный лебедь»: классический фасад и модерновый интерьер, причудливая мебель с черным лебедем в овале, посуда с той же маркой, пальмы в саду и леопард в собачьей будке. Молва приписывала Рябушинскому и его многочисленным гостям «афинские ночи с голыми актрисами». Так ли было, кто знает… Решил назначить себя (если не я, то кто же) продолжателем дела Третьякова и Дягилева, владел журналом «Золотое руно» (Брюсов, Блок, Белый), финансировал объединение художников «Голубая роза» (Кузнецов, Судейкин, Сарьян, Матвеев).

Стал терять средства, а в довершение всего крупно проигрался нефтепромышленнику Леону Манташеву. Переехал в Париж, где открыл на Елисейских Полях антикварный магазин. Торговал так успешно (разбирался все же в искусстве), что вновь начал процветать. Очередной слом организовали война и революция, которую он встретил на родине. Все семейство Рябушинских, естественно, уехало. Николай покидал страну последним, успев… послужить новой власти в качестве эксперта по искусству. Восстановил антикварную торговлю. Умело рекламировался: в 25-м году в американском журнале вышла статья «Великие любители» о четырех коллекционерах. Компанию Николаю Рябушинскому составили Морган, Рокфеллер и Вандербильт.

Вот такие лица Рябушинских. Что осталось от них в Москве? Про промышленность больше не будем. Давайте ближе к искусству. Как и остальные богатые семейства, имели Рябушинские склонность к коллекционированию (видимо, повальное увлечение овеществленным искусством – картинами, скульптурами, иконами – объясняется еще и тем, что финансовые вложения такого рода считаются одними из самых эффективных). Михаил Павлович даже приобрел у вдовы Саввы Тимофеевича Морозова Зинаиды знаменитый особняк на Спиридоновке, чтобы было где разместить коллекцию французской и русской живописи.

Степан Павлович с 1905 года, когда было разрешено открывать старообрядческие храмы, начал скупать по всей стране иконы старого письма и одаривал ими новые храмы единоверцев, оставляя самые редкие у себя. К 1914 году его коллекция, наряду с собраниями Ильи Остроухова и Алексея Морозова, считалась лучшей. Сейчас в Третьяковской галерее более полусотни икон из его собрания. Степан сам реставрировал иконы, выпустил научный труд, посвященный атрибуции и датировке знаменитой иконы Божией Матери Одигитрии Смоленской. А размещалась коллекция в домовой церкви самого знаменитого модернового особняка Москвы – дома на Малой Никитской, № 6/2 постройки Федора Шехтеля (и об особняке, и об архитекторе – в свое время, на свою букву). Только потому, что есть этот особняк в Москве, следовало бы упомянуть Рябушинских в «Книге Москвы». А так как славных дел за ними много, то и получилась, уж не обессудьте, одна из самых больших глав.

Рогожская слобода Центр старой веры

Мы не раз уж говорили: 700 лет московского бытия – это эпоха гужевого транспорта. Многочисленные московские ямщики селились по окраинам около основных трасс. Из этих, сначала загородных, коллективных профессиональных поселений – и Рогожская слобода. Называлась она так, скорее всего, не от популярного продукта мочального плетения, а по имени села Рогожи, последующего Богородска, до сих пор Ногинска. Дорога была накатанной, вела дальше в издревле торговый Нижний Новгород, и потому слобода не отличалась малонаселенностью.