Но – ирония судьбы – вся эта уймища полезной и сложной работы не принесла Шухову такой славы, как одно-единственное сооружение на Шаболовке. Ну, кажется, проза – скучнее не бывает: опора для размещения антенн радиостанции. Почему, спрашиваете, в разгар Гражданской войны строить затеяли? Так как раз надежная связь понадобилась – и с собственными окраинами, и с другими государствами. Специально, знаете ли, постановление Совета рабочей и крестьянской обороны было от 30 июля 1919 года: поручить Наркомату почт и телеграфов установить в срочном порядке… Установили. В срочном: всего-то за три года. Только вот мечту и замысел шуховские – превзойти парижское творение Эйфеля по высоте – в сталь воплотить не смогли: этой самой стали в Советской стране не хватило. Так и осталось 6 секций общей высотой 148 метров. А построили бы 9 секций высотой 350 метров, как сначала планировал Шухов, – и никаких тебе Останкинских…
С 1922 года башня служила радиоделу, с 1938 года пошла на службу нарождающемуся телевидению. А по совместительству и пособием по высшей математике работает – кто хочет увидеть однополостный гиперболоид вращения, сюда езжайте, на Шаболовку. Тут он стоит, пронзает облака.
Шмитовский
Если вы едете на машине с Большой Филевской улицы в сторону улицы 1905 года, вам никак не миновать Шмитовского проезда. Нет тут другой дороги – через Шелепихинский мост переезжаешь, и вот он, Шмитовский. О Шелепихинском, который тоже на букву «Ш», долго говорить нечего: он унаследовал название бывшей подмосковной деревни, а потом дачного поселка Шелепиха, построен в 1965 году – до этого, видно, ездили как-то иначе – и именуется еще Краснопресненским, но это последнее название как-то не привилось. А вот Шмитовский проезд – тут другое дело, он требует обстоятельного разговора.
Сразу отметим: отсутствие в названии буквы «д» – не ошибка. Ни к лейтенанту Петру Петровичу, ни к ученому Отто Юльевичу Шмидтам название не имеет абсолютно никакого отношения. Лейтенанту Шмидту улицу в Москве не посвятили вообще, а геофизика Шмидта определили к полярникам: его имя носит улица в Лианозове, где скопом увековечили покорителей Арктики.
В названии «Шмитовский» слышится еще английская фамилия Смит – и не случайно: раньше часть улицы называлась Смитовским проездом, поскольку недалеко от нее громыхал котельный завод «Р. Смит и К°». А мебельная фабрика Николая Павловича Шмита, имя которого дали проезду в 1930 году, стояла там, где теперь детский парк на Дружинниковской улице, которая, в свою очередь, получила название оттого, что на этой фабрике были очень боевые рабочие. А какими еще им быть, если и сам владелец от души сочувствовал большевикам и завещал им свое, надо думать немалое, состояние – был Николай Шмит племянником богатых купцов Морозовых, тех, которые Викуловичи.
В 1905 году рабочие фабрики Шмита при активной помощи владельца организовали дружину, хозяин же дал денег на оружие. Дружба с большевиками не довела Шмита до добра: чтобы подавить сопротивление рабочих, фабрику обстреляли из орудий, отчего возник пожар – производство, напомним, мебельное, воспламеняется легко, – фабрика сгорела, а хозяина арестовали. В тюрьме Шмит погиб. Было ему тогда 23 года. Может, переживи он революцию 1905 года, утратил бы юношескую горячность и отошел бы, подобно другим сочувствующим, от большевиков. А может, и нет: многие прозрели слишком поздно.
Шехтель
Мы уже не один раз писали, что «Книга Москвы» – про нашу личную Москву, про то, что нам нравится (или, наоборот, мешает). В этой главе – про то, что нам ОЧЕНЬ нравится: про замечательного архитектора Федора Шехтеля, про его творения, про стиль модерн в целом.
Родился Федор Осипович Шехтель в 1859 году в Саратове. Законченного архитектурного образования (как, впрочем, и другого) не получил, что не помешало ему стать академиком архитектуры за сооружение российского павильона на выставке в Глазго в 1901 году. Но было это уже после. «После чего?» – спросите. Да после многолетней работы художником и театральным оформителем, после первых, но сразу ставших знаменитыми проектов загородных домов и интерьеров. И даже после прославивших его на весь мир особняков Зинаиды Морозовой и Степана Рябушинского. Про первый дом, в аспекте прошлого и настоящего, мы уже писали. В этой главе стоит только посожалеть, что пожар 1995 года нанес ущерб именно шехтелевским интерьерам. А вот второй (тоже упомянутый) требует, как и обещали, отдельного рассказа.