– Ну да, и без всего остального, – кивает Руфь. – Анжела после этого долго не могла прийти в себя. – Викарий вытирает слезящиеся от смеха глаза. – Ох, видок у меня был еще тот, вряд ли она скоро его забудет.
Джо продолжает смеяться, понимая, что викарий нравится ей все больше.
– Так о чем мы говорили? – оглядываясь, спрашивает Руфь. – Ах да, о людях, которым мы пытаемся помочь… у нас таких всегда хватало. И все-таки к этому, – она машет рукой в сторону надгробий, – возвращаться бы не хотелось.
– К чему? – спрашивает озадаченная Джо.
– К Викторианской эпохе, когда помогали исключительно «беднякам, которые того достойны». Стоит только посмотреть на то, как тогда относились к женщинам. Особенно к падшим. В глазах общества они были недостойны ни помощи, ни сочувствия.
Джо качает головой.
– Я никогда раньше так тесно не общалась с викариями, – признается она. – Они все похожи на вас?
– Ох, всякие попадаются, – улыбается Руфь. – А чего конкретно вы ожидали от викария?
– Наверное, ожидала вопросов про мои убеждения.
В застывшем ноябрьском воздухе смех Руфи звенит, как колокольчик.
– О-ох! Поверьте, обычно расспрашивать об этом не приходится. Люди сами рады зажать меня в угол и выложить все начистоту, во что они верят и во что не верят. И еще, как правило, просветить меня, в чем ошибается церковь, а также лично я.
Когда к ним наконец подходит Малкольм, Руфь все еще продолжает хихикать.
Глава 22
Уйти или остаться
– Ну а теперь, мои дорогие, – обращается к женщинам Малкольм, – пока еще довольно светло, мне кажется, перед уходом нам следует отдать дань уважения Карлу Марксу и Джордж Элиот.
Он разворачивается на месте – под подошвами его туфель от Лобба скрипят камешки – и стремительно идет прочь. Руфи и Джо ничего другого не остается, как только пуститься за ним вслед.
Через несколько минут они уже стоят перед памятником Карлу Марксу. Памятник представляет собой больших размеров прямоугольный каменный блок, на вершину которого посажена огромная лобастая голова. Карл Маркс смотрит на них из-под кустистых бровей, удачно дополняющих его ниспадающие чуть не до плеч локоны и густую бороду.
Малкольм наклоняется и внимательно разглядывает лежащие у основания памятника подношения: венок из остролиста, несколько увядших алых роз и букет красных гвоздик из пластмассы.
– Я прочитала про этого Карла, – шепчет Руфь на ухо Джо. – Мне кажется, эта каменная глыба очень на него похожа. Он был похож на огромного медведя, у которого изо всех дырок лезут волосы.
– Интересно, что он был за человек? – спрашивает Джо.
– Пока трудно сказать. В материалах есть и неплохие свидетельства, но часто приходится разгребать огромные кучи лишнего, связанные с политикой, напыщенные догматические разглагольствования. Складывается впечатление, что он рассорился почти со всеми своими друзьями и знакомыми, – слегка поморщившись, сообщает Руфь. – Хотя я и не ждала, что отец «Коммунистического манифеста» окажется весельчаком и всеобщим любимцем.
– Уильям Фойл, о котором я вам рассказывала, тоже написал что-то вроде манифеста, но он посвящен исключительно книгам.
– Правда?
– Да. Вряд ли он сам называл это манифестом, но по духу… Мне он очень понравился. Всего, что там было, я не помню, но вот одна мысль… о необходимости предоставить как можно большему количеству людей как можно большее количество книг.
Джо шагает вперед и становится рядом с Малкольмом, который все еще внимательно разглядывает цветы у подножия памятника Карлу Марксу. Высокая фигура его перегнулась пополам, сложившись в талии под прямым углом.
– Малкольм, – спрашивает Джо, – как вы думаете, много людей приходит сюда и оставляет цветы?
Малкольм медленно выпрямляется, пока вновь не принимает вертикальное положение.
– В общем-то да, довольно много. Хотя, когда Карл скончался, в последний путь его сопровождало не много людей. Но потом его могила для многих превратилась в место паломничества. И далеко не все его «почитатели» желали ему добра. За все эти годы многие делали попытку как-то испортить, а то и вовсе уничтожить этот памятник.
– Но никому не удалось? – спрашивает Руфь.
Сейчас она, как никогда, похожа на птицу, когда одним прыжком оказывается на невысокой ступеньке перед гробницей.
– Да, до конца так и не удалось. Но однажды кто-то заложил под памятник бомбу.
– Ого! И что, сильно повредил? – спрашивает Джо, поднимает голову и читает под суровым лицом Маркса надпись: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
На лице Малкольма медленно проступает улыбка.
– Трудно сказать, насколько эти бомбисты достигли своей цели. Надгробного памятника взрывное устройство не разрушило. Он просто чуть-чуть отклонился влево.
– Карлу бы это понравилось, – одобрительно отзывается Руфь. – Ну что, а где у нас Джордж Элиот? Что-то мои ноги уже начинают подмерзать.
– О, да-да, конечно. Еще одна остановка, а потом, думаю, нужно будет выпить чаю.
Но Джо мысль о чае вдохновляет что-то не очень: последние полчаса она мечтает о теплом пабе.