И тут вдруг сердце ее перестает выпрыгивать из груди, и Джо переполняется таким восторгом, какой она испытывала только в юности. Женщина неожиданно вспоминает, что по сравнению со многими другими она еще совсем молода, и радостный смех рвется у нее из груди. В конце концов, что такое тридцать девять? Всего лишь только число. Остальные женщины уже растворились в тумане, только в нескольких метрах от нее над водой мелькает рождественский пудинг на голове Руфи. «О боже!» – проносится у Джо в голове, и она вспоминает про Малкольма и его мать, которая летала на бомбардировщиках и круглый год плавала здесь, в этом пруду.
Впереди по воде между плавающими осенними листьями скользит дикая утка. Ее глаза-бусинки напоминают взгляд Руфи. Которая так быстро умеет впадать в состояние самокритичного беспокойства. Поймет ли когда-нибудь Джо, что тревожит ее подругу? Узнает ли, какова причина ее побега? А Малкольм? Станет ли ей что-нибудь известно об утраченной им дружбе, о чем тот так сожалеет? Чем больше Джо об этом думает, тем больше уверяется в том, что за его оранжево-фиолетовыми тапочками кроется нечто большее, чем просто любовь к этой расцветке. Они ведь очень красивые, правда старые, следовательно, они дороги ему как память. Интересно, давно ли Малкольм хранит их у себя и кто их ему подарил.
Джо улыбается, не переставая грести руками.
А Эрик? Джо наблюдает за тем, как ее пальцы разбивают пеструю поверхность воды. Ногти ее, окрашенные лаком шоколадного цвета, переливаются радужным блеском. Не стоит о нем думать; они просто друзья, он теперь с Клэр, это очевидно. Но вот прямо сейчас, в этой воде, где она остается с глазу на глаз с уткой, все проблемы кажутся не столь серьезными. Даже тяжелый камень в груди уже не так давит на сердце.
– Это потрясающе! – кричит Руфь, появляясь возле левого плеча Джо. – Я думала, что со мной случится сердечный приступ, но это просто невероятно!
Она обгоняет Джо, а та остается со своими думами и неторопливо, сделав небольшой круг, возвращается туда, откуда начался ее заплыв.
Как только она попадает в состояние душевной гармонии, когда холод уже не жалит, а скорее жалует, Джо критически оценивает прошедшую неделю. В целом она выдалась неплохой. Покупателей в магазине было много, мать, общаясь с ней по скайпу, была бодра и полна сил (она продолжает верить, что «уже весной» дядя Уилбур вернется в Лондон). За спиной матери Джо заметила отца, который ласково помахал дочери рукой, но одновременно печально покачал головой. Выходит, еще какое-то время она должна потерпеть и оставаться на месте. Ну что ж, это не так уж и плохо. Она уже испытала удовольствие оттого, что магазин наконец стал приносить прибыль. Может быть, это и есть начало чего-то в ее жизни? Новая авантюра? Ей определенно нравится не столько торговать, сколько болтать с другими любителями канцтоваров: такое чувство, будто вы из одного племени.
Джо много размышляет о Руфи и Малкольме, о разнице в их возрасте и о том, насколько это для их дружбы несущественно, и приходит к выводу, что здесь Джеймсу есть за что держать ответ. Она отчаянно ударяет рукой по водной поверхности. После чего переворачивается на спину, смотрит на свинцовое небо и думает о грядущем с Руфью и Малкольмом обеде. При мысли о еде и вине все тело ее охватывает дрожь. Чувство довольства и благополучия куда-то постепенно исчезает, мышцы слегка сводит. От холода и руки, и ноги начинают ныть.
Откуда-то из полумрака снова возникает Руфь.
– Все! – заявляет она. – Хватит! Еще немного, и я помру от холода.
Они спешно плывут обратно к металлической лестнице. Джо подплывает первая и, вся багровая, сотрясаемая крупной дрожью, поднимается наверх. Пулей бежит в раздевалку и слышит за спиной шумные всплески более стойких пловчих, негромкие голоса купающихся и время от времени взрывы смеха.
Итак, Эрика или Джеймса у нее теперь, скорее всего, нет (хотя очень ли нужен ей, в конце концов, этот Джеймс?). Зато у нее есть Руфь и Малкольм.
А теперь у нее есть еще вот это. Она уже не сомневается в том, что скоро снова сюда придет. И Джо про себя произносит… нет, она не станет называть это молитвой (как-никак она еще все та же серая мышка Джо, которая, если уж речь заходит о Боге, застряла где-то посередине)… благодарность Еве, матери Малкольма.
Но тут вслед за ней по лестнице поднимается Руфь, и до слуха Джо доносится ее шепот: «Да благословит тебя Бог, Ева Басвелл».
Глава 28
Есть ли у тюленей уши?
Руфь быстро успела найти общий язык с официантами и узнала от них, что, оказывается, книги бывшей библиотеки можно брать домой почитать. Более того, здесь это даже приветствуется. И теперь она возвращается к столику (все еще закутанная в пальто) с двумя томиками Агаты Кристи.
– Почему вы не хотите снять пальто? – озабоченно спрашивает Малкольм.
Ему-то снять пальто ничего не стоит, а Джо лишь минуту назад перестала дрожать как осиновый лист.