Книга, называемая Раем

Однажды, совершая в воскресный день литургию, на половине священного последования Иоанн вспомнил об отлученном клирике и о заповеди Владыки, в которой Он повелевает нам оставлять свой дар у жертвенника, если вспомним, что имеем на кого-то обиду, и сначала идти и примириться с ним, а затем приносить жертву. Тогда патриарх посылает людей, чтобы они скорее нашли и привели сюда того клирика, — да исторгнет его из рук демона. Как только пришел тот, кого искали, патриарх вышел из алтаря и как был, в архиерейском облачении, упал к его ногам и сказал: «Брат, прости меня, Господа ради». И тот, прежде неразумный и невежественный, видя преклоненной к его ногам священную главу, весь в страхе задрожал, чтобы не сошел огонь с Небес и не истребил его. Он упал со слезами на землю, исповедуясь и прося прощения за совершенный по неведению грех. На что блаженный тогда произнес: «Бог нас простит обоих, чадо». После этого он с радостью взял этого клирика и с чистой совестью ввел в алтарь, с дерзновением обращаясь ко Господу: «Оставь нам, Владыко, долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим». Клирик тот после этого примера изменил свой нрав и стал настолько кротким, что через малое время удостоился священного сана. Выслушайте же еще нечто подобное этому.

Преподобный Иоанн немедленно дал денег бедняку, ибо не мог видеть, как кто-нибудь плачет от скорби

Некто из отцов сказал, что естеству Ангелов несвойственно иметь между собой раздоры и смущения, людям свойственно немного гневаться и смущаться, а затем скоро примиряться, демонам же свойственно всегда препираться друг с другом и никогда не иметь любви. Я привел это изречение, чтобы показать совершенство святого при небольшой ссоре, имевшей место между ним и патрицием. Последний хотел, чтобы весь народ стал платить назначенную им сумму налогов в пользу государства, но святой не позволил ему это сделать, ревнуя о бедняках, на которых падал всей своей тяжестью этот поголовный налог. Воспротивившись своему другу по этой причине, он поссорился с ним. Вельможа ушел от него в гневе, а был третий час дня. Движимый ревностью по Богу, Иоанн в этой ссоре был намного более прав, и возмущение его имело разумные основания. Неправ был патриций, поступив так, ибо был побежден сребролюбием. Однако святой стал размышлять, что человек праведный не должен возмущаться — прав он или нет. Видя, что приближается вечер, он послал к патрицию первого из своих пресвитеров сказать, что уже заходит солнце, желая показать ему этими словами, что согласно заповеди Владыки непозволительно продолжать гневаться до захода солнца. Услышав это, властитель удивился кроткому нраву этого мужа, и душа его пришла в такое умиление и теплоту, что он устремился к святому, который с великой радостью принял его со словами: «Хорошо сделал ты, чадо послушания, что подчинился повелению Церкви. Поверь мне, если бы я знал, что ты не был в таком гневе, я бы и сам пришел к тебе, и не устыдился, потому что и Господь наш Иисус Христос ходил по странам и городам, чтобы обратить грешников ко спасению». Патриций отвечал на это: «Владыко мой, отныне я больше не буду верить никому из тех злых людей, кто оклеветал тебя и своими кознями посеял между нами терния». Патриарх сказал: «Чадо, если будем верить клевете человеческой, то подвергнемся многим опасностям, и особенно сейчас, когда верующих осталось немного. Большинство же не имеет ни любви, ни правды, а только вражду стараются положить. Испытав на себе это уже много раз, я поставил себе за правило не верить никому из людей и не выносить никакого решения до тех пор, пока самым тщательным образом не расспрошу обе стороны. Я издал закон, что если кто-то обвиняет другого в совершении преступления, но не сможет этого доказать с помощью свидетельств, и окажется, что он лжет, то он подвергается тому наказанию, какое должен бы был понести преступник. С тех пор никто не дерзнул мне говорить ложь. И тебя я прошу ввести этот порядок, в противном же случае ты впадешь в разные беззакония». Наставленный таким образом патриций пообещал поступать точно так же, после чего ушел.