Я протянула ему бутылку вина – теплую, потому что в автобусе она лежала у меня на коленях.
– Я тоже рада.
До Уилла, в двадцать с небольшим, Эстер встречалась с мужчиной, который поднял на нее руку. Я помогла ей сбежать от него, пока он был на работе: в середине дня грузила в фургон мусорные мешки, набитые ее вещами. Теперь, много лет спустя, мы стали совсем разными: Эстер – успешной и благополучной, я – разведенной и несчастной; но пережитого из памяти уже не вычеркнешь – как мы швыряли мешки в фургон, как я первые несколько дней ночевала в квартире, которую она сняла, как мы ели чипсы на ужин. Такое не забывается.
Уилл направился в столовую накрывать на стол, а я пошла за Эстер на кухню, где она поставила мою бутылку вина в холодильник и достала из ведерка со льдом уже охлажденную.
– Спасибо, что пришла, – сказала Эстер.
– Спасибо, что не сводишь меня с коллегой Уилла.
Она ответила мне сдержанной улыбкой.
– Ты ловко меня напугала. Как прошел день?
Я обедала с местной знаменитостью, предполагаемой серийной убийцей, но, посмотрев на Эстер, не решилась сообщить ей об этом. Обсуждать убийства мне вдруг расхотелось.
– Отлично, – ответила я. – Как всегда.
Она сморщила нос.
– Ты уже давно там работаешь и заслужила повышение до администратора или руководителя офиса. А еще лучше вообще оттуда уволиться. Это тупик. Я понимаю, ты не стремишься сделать карьеру, но тебе явно нужно что-то получше.
Да, дополнительные деньги мне бы не помешали, но одна мысль о смене работы, о том, что придется привыкать к другим людям, вызывала у меня ступор.
– Если подвернется что-то подходящее, я дам тебе знать.
– Отшучиваешься? – Эстер разложила тетраццини в глубокие тарелки, нарезала зелень, чтобы посыпать их. – Тебе не хочется спорить, вот и говоришь то, что мне приятно слышать.
Все так, но в этот вечер я была настроена миролюбиво.
– Как там мама и папа?
– Говорила с ними вчера. Ты бы их навестила. В это время года во Флориде чудесно.
– Эстер, там же сезон ураганов.
Она снова улыбнулась – несмотря на склонность к нотациям, чувство юмора у нее имелось.
– Ладно. В таком случае ты могла бы звонить им чаще. Или хотя бы изредка.
Я сделала большой глоток вина. Она абсолютно права – я могла бы чаще звонить родителям. Но на отношения с ними повлиял тот инцидент в моем детстве. Родители корили себя за то, что не сумели защитить меня, хотя, рассуждая логически, винить их было не в чем. Их чувство вины, в свою очередь, заставляло меня, девятилетнюю, чувствовать себя виноватой за то, что я причинила неприятности маме и папе, заставила их страдать. Эстер винила себя за то, что ее не было рядом и она не смогла защитить меня, и обижалась, что мне уделяют гораздо больше внимания, и за это тоже испытывала вину. Четыре любящих друг друга человека ходили по замкнутому кругу, не зная, как из него вырваться, – и продолжают ходить двадцать лет спустя.
Иногда мне казалось, что я могу разорвать этот круг. Но родители теперь во Флориде, а все так и осталось запутанным. Ворошить прошлое смысла не было.
Стоя на красивой кухне Эстер, я смотрела, как она изящными руками с аккуратным маникюром сыплет зелень в наши тарелки. Мне, окруженной тьмой, здесь не место – я только усложняю ей жизнь. Наверное, Эстер заслуживает лучшей сестры. Но ей приходится мириться со мной.
В дверях кухни появился Уилл, прислонился к косяку.
– Я давно жду. – Он обращался к Эстер. – Ты ей сказала?
Я замерла с бокалом в руке.
– Что именно?
– Как раз подхожу к этому. – Эстер по-прежнему смотрела на зелень, а не на меня.
– Ты обещала ей сказать, – настаивал Уилл.
Я посмотрела на сестру, увидела ее напряженное лицо, морщинки в уголках глаз, и мой желудок болезненно сжался. Что-то случилось?
– Скажи мне, – попросила я.
– Не так уж это важно, – попробовала увильнуть Эстер.
– Важно, – спокойно возразил Уилл. – Уже два года как важно.
– Скажи мне. – Я изо всех сил боролась с паникой. – Пожалуйста.
Эстер вздохнула, ее плечи поникли. На лице промелькнула целая гамма чувств: страх, напряжение, волнение, грусть. Она перестала возиться с зеленью и повернулась ко мне:
– На следующей неделе мы приступаем к процедуре ЭКО.
Я не сразу поняла, о чем речь.
– ЭКО? То есть ребенок?
– Да.
Я переводила взгляд с Эстер на Уилла, пытаясь хоть что-то понять по их лицам.
– Ладно, – медленно произнесла я. – Но почему ЭКО? Какие-то проблемы?
– Мы не знаем, – сказал Уилл. Он тоже был напряжен, но не так, как сестра, которая была похожа на натянутую струну. – Просто у нас никак не получалось. Мы пытались два года.
Я поставила бокал с вином на стол.
– Два года?
Эстер прислонилась к разделочному столу и смотрела на свои руки. И только теперь я заметила, что себе вина она не налила.
– Два года вы пытались зачать ребенка и ничего мне не говорили?
– Она хотела тебе сказать, – объяснил Уилл. – Я просил ее. Просто нам было тяжело. Она дважды беременела, но мы теряли ребенка на ранней стадии.
Я потерла щеку, чувствуя, как онемела кожа. Беременна? Эстер дважды была беременна и ничего мне не сказала?
– Эстер?
Сестра разглядывала свои ладони.