– Он знает, кто был твоим отцом. Об убийстве Лоуренса Гейджа писали в газетах, и Рэнсом мне показал. – Она шагнула к сестре и продолжила: – Ты проникла к Гейджу в дом и застрелила его, как и моего отца. Джулиана. – Она с трудом выговорила имя отца и вздрогнула, вспомнив о том, что видела на кухне. Потом заставила себя повторить: – Ты убила Джулиана.
Лили смотрела на нее абсолютно спокойно.
– Ты сама этого хотела, – сказала она. – Он собирался выдать тебя за того парня. Он не любил тебя так, как тебе хотелось. Когда все было кончено, Бет, ты никому ничего не сказала. Ни Мариане, ни твоему драгоценному копу. Никому. Точно так же, как не остановила Мариану в ту ночь, когда она села в машину.
Эти слова пронзили Бет, словно нож, оставив глубокую, незаживающую рану. Лили как будто видела, как Бет молча стояла и смотрела вслед уезжающей матери. Может, они и правда две половинки одного человека?
Если Лили убийца, значит, Бет тоже. Если они останутся здесь вместе, Лили заставит Бет убивать – это лишь вопрос времени. А если Бет попытается обратиться в полицию, то первым в списке жертв Лили окажется детектив Блэк. Вторым может стать Рэнсом.
– Зачем? – спросила Бет сестру. – Зачем ты все это делаешь? Скажи, по крайней мере мне, – зачем?
Лили с любопытством посмотрела на нее.
– Хочешь знать причину? Я могу сделать вид, что она существует, если тебе так хочется. Могу сказать, что причина – мое несчастное детство или тот факт, что мой отец изнасиловал мою мать. Могу сказать, что причина – приемные семьи. Или что я просто плохая. Выбирай, Бет. Что хочешь, то я и скажу.
– И все? – воскликнула Бет. – После всего, что случилось, тебе больше нечего сказать? Ты это сделала просто потому, что
– Не знаю, – ответила Лили. – Мне действительно захотелось. Знаешь, это оказалось легко. Я думала, будет трудно. – Она покачала головой и нахмурилась. – Это такой кайф, когда кого-то убиваешь. Но иногда… иногда понимаешь, что, даже имея власть над жизнью и смертью, ты все равно остаешься той, кем была. – Она потерла висок. – Приму ванну. Больше не хочу об этом говорить.
Она отвернулась, и Бет почувствовала, что в душе все умерло. Любовь, верность, даже страх. Она видела перед собой лицо Марианы в тот день, когда они ходили по магазинам, видела ее белокурые волосы, стянутые шарфом. Она видела лицо Джулиана в зеркале заднего вида, когда она, шестнадцатилетняя, ехала домой с рождественской вечеринки, – лицо и морщинки в углах несчастных глаз. Видела скорчившегося на обочине дороги Пола Верхувера, с лицом, превращенным в кровавое месиво.
Бет ничего не чувствовала. Совсем.
Бет знала, что ей неминуемо придется это сделать, как бы тяжело ни было. Пора.
Она действовала быстро. Когда Лили отвернулась к ванне, в которую набиралась вода, Бет схватила с прикроватной тумбочки одну из отцовских пепельниц. Прислуга уже давным-давно выбросила окурки, но пепельница до сих пор пахла сигаретным пеплом – это был запах Джулиана и Марианы. Тяжеленная штуковина литого стекла. Размахнувшись, Бет со всей силы обрушила пепельницу на затылок Лили.
Это было трудно. Трудно. Лили покачнулась и шагнула вперед, но не упала, и Бет пришлось ударить ее еще раз. Потом еще. Ладони онемели и были холодными как лед. Плечо болело. Сознание перенеслось куда-то в другое место, вне времени, туда, где не происходило ничего. Может, она била Лили пепельницей несколько секунд, а может, несколько часов. Бет не знала.
Кровь и Лили на полу, все еще живая. Она перевернулась на спину и ударила Бет в лицо – кулак врезался в щеку. Следующий удар пепельницей пришелся Лили в лоб. Наверное, она кричала, подумала Бет.
Наконец Лили затихла; она истекала кровью и тихо стонала. Бет потащила ее из спальни. Ванна уже наполнилась, и вода выплескивалась на кафельный пол. Бет перекинула тело Лили через край ванны, погрузила под воду и держала, нажимая на окровавленный затылок, пока сестра не замерла.
Бет уже не плакала. Не кричала. Вообще не издавала никаких звуков.
Она не чувствовала своих рук в теплой воде. Колени намокли. Руки болели, в животе плескалось что-то горячее. В какую-то унизительную секунду Бет показалось, что она вот-вот обделается, но нет. Она выключила воду и опустилась на пол, хватая ртом воздух.
В доме было тихо, так тихо. Даже если Бет кричала – а она вполне могла кричать, – никто из соседей не услышал бы. Она одна.
Никто не придет.