Книга Ночи

– Без Винса я никуда не пойду, – заупрямилась Чарли. – Ты говоришь, что он тебе дорог. Так помоги мне спасти его. Помоги найти его.

– Я сделаю для тебя все, что угодно, Шар, – сказал он ей. – Но не проси меня об этом.

Только один человек так ее называл.

– Нет. Ты не он. Перестань им притворяться.

– Шар, – предостерегающе произнес Ред.

– Где он? – потребовала она ответа, оглушенная громким биением собственного сердца.

– Ты и сама знаешь, – отозвался он.

Она не хотела собирать разрозненные кусочки головоломки воедино. Винс свернул шею Гермесу и избавился от тела. Он зарабатывал на жизнь тем, что убирал залитые кровью места преступлений. Все это нисколько не было похоже на Реми. Зато очень похоже на Реда.

– Винс инсценировал свою смерть, – возразила Чарли. – Или это сделал Солт. Винс был в бегах. А два дня назад он находился в гостиничном номере…

Ред молчал. Инсценировать собственную смерть не так-то просто. Человека можно опознать по зубам, отметинам после перенесенных операций или переломов. Криминалисты способны многое определить по костям – пол, происхождение, возраст, рост.

Солт, конечно, мог заплатить кому-то – или даже нескольким людям, – чтобы представить дело так, как ему требовалось. Но имелось и другое объяснение: обгоревшее тело, найденное в машине, принадлежало Эдмунду Карверу, а человек, которого она знала, вовсе им не был.

Мрак не являлся некой злобной сущностью, принявшей облик Винса. Он сам и был Винсом. Собранием осколков Эдмунда Карвера, объедками с его стола, его перевернутым «я», зеркальным отражением, созданием ночи.

Ред прав: на самом деле она обо всем догадалась с того самого момента, как он ужаснулся смерти Адама. Просто не хотела себе в этом признаваться. Итак, Чарли Холл, недовольно морщась, наконец-то поняла суть головоломки, которую не стремилась разгадывать.

– Когда Реми умирал, – сказал Винс, – после того как дедушка сделал ему роковой укол, а Аделина истошно вопила, Реми схватил меня и притянул к себе, чтобы я получил всю его кровь, всю энергию. Жизненные силы покинули его и перешли ко мне. Я впитал его последний вздох, изо рта в рот.

Помолчав немного, он продолжил:

– В первое мгновение я не понял, как это я вдруг оказался голым, лежащим на холодном полу. Потом я бросился бежать. Через несколько часов я очнулся в каком-то подземном переходе; я валялся на асфальте и битом стекле и не представлял, как туда попал. Потом мне пришлось учиться все время быть человеком. Я старался ради тебя.

Чарли вспомнила то, что он крикнул ей во время их последней ссоры, их единственной настоящей ссоры:

«Я был бы рад заверить, что все это время сожалел о своей нечестности, но это не так. На самом деле я никогда не стремился быть честным. Я просто хотел, чтобы сказанное мной оказалось правдой».

Если за маской, которую он носил, скрывалась такая истина, Чарли стало ясно, почему он не желал ее снимать.

– И ты назвал себя Винсентом, – подсказала Чарли.

– Единственное, что Реми не дал мне, но я все равно забрал, – отозвался мрак, вздернув подбородок, словно ожидая, что она его за это осудит.

В коридоре раздался тихий, но вполе отчетливый треск поворачивающихся шестеренок. Кто-то вошел в потайную комнату за библиотекой и через несколько мгновений окажется в коридоре, где стояла Чарли.

– Винс, – окликнула она. Их взгляды встретились.

– Прячься, – велел он.

Чарли нырнула в затененную комнату с мониторами и заползла под кожаный диван в тот самый момент, когда в коридоре зазвучали шаги. Сколько раз Солт сидел на этом диване, наблюдая за разворачивающимися на экранах ужасами? В одной из этих камер мог встретить свою кончину и Рэнд. Да и сама Чарли тоже.

Это и сейчас возможно, если не проявит осторожность.

– Ред! – услышала она женский голос, мягкий и обеспокоенный, и поняла, что он принадлежит Аделине. – Он не говорил мне, что ты здесь, – до нынешнего момента. Он сделал тебе больно?

Ответом ей была тишина.

– Да, понимаю. Мне следовало уйти от него тогда же, когда это сделал ты, – добавила она с тяжелым вздохом. – Ты, должно быть, очень сердишься на меня.

Голос Винса был спокойным, однако в нем безошибочно угадывались нотки совсем других эмоций:

– Когда мать Реми умерла, он хотел во что бы то ни стало предать огласке то, что сделал твой отец. Отчего ты не предупредила Реми, что она в опасности?

– Я же не знала. Как мне было догадаться, что у нее случится передозировка? Я думала, она пошла на поправку. Мы все так думали.

– Тебе отлично известно, почему ей не стало лучше, – возразил Винс. – Твоему отцу нужно было, чтобы она сначала заболела, а потом умерла.

Винс говорил так, словно речь шла не о его собственной семье. Его мать. Твой отец. Единственным человеком, которого он считал своей семьей, был Реми.

– Клянусь, я пребывала в неведении, – запротестовала Аделина.