Книга о Боге

— Помнишь эпизод, когда накануне своего отъезда из отвильского санатория вы вчетвером идете к Скале Чудес, чтобы помолиться в последний раз перед разлукой? Он написан так трогательно, что даже я прослезился. Так вот, тогда Жак, наверное, молился собственному Богу, остальные двое, будучи католиками, естественно, молились Господу Иисусу, а вот ты, неверующий, — кому молился ты? Ты пишешь, будто присоединился к их благоговейной молитве. И если это правда, то впоследствии, когда Родительница рассказала тебе о Боге-Родителе, ты должен был вспомнить тот случай и понять, что тогда ты совершенно неосознанно молился Богу-Родителю, ощущая себя защищенным его любовью… Мне кажется, такой писатель, как ты, обязан был написать еще и главу о своей благодарности Богу-Родителю.

— Вот как?

— Кстати, еще кое-что меня задело. Не слишком ли определенно ты пишешь о юноше Ито, ведь читатели могут принять его за медиума? Не исключено, что люди, лишенные всякой душевной подготовки, проявят любопытство и захотят встретиться с ним. В результате у юноши может возникнуть иллюзия собственной значительности и, как следствие, нравственная деградация… Ведь в наши дни даже достигшие совершеннолетия студенты — что дети малые.

— Ну, думаю, об этом позаботится сама Родительница, — засмеялся я.

— Я пришел поздравить тебя с выходом книги, извини, что вмешиваюсь не в свое дело, извини… — С этими словами он вышел из кабинета.

Так или иначе, от него я услышал первые отзывы о своей книге. Через два дня я получил от моего близкого друга О. пространное и теплое письмо, в котором он расхвалил мою книгу, оно меня очень тронуло. Одновременно я получил письмо от своего молодого друга Р. (профессора, преподающего историю религии в университете Т.), который писал, что находится под глубоким впечатлением от книги, и привел многочисленные отзывы других читателей.

Благодаря этим двум письмам мое беспокойство по поводу «Улыбки Бога» немного улеглось, я решил предоставить эту книгу читателям и забыть о ней. И стал собираться с силами, чтобы начать новую книгу, в которой хотел просить прощения у Бога-Родителя и госпожи Родительницы.

Глава восьмая

Нынешнее лето мне тоже удалось провести на даче в Каруидзаве.

Сначала нам никак не удавалось найти человека, который в наше отсутствие мог бы присмотреть за токийским домом, и мы уже готовы были, оснастив дом кондиционерами, промучиться все лето в Токио, но тут надежный человек наконец нашелся, и ранним утром 1 августа дочь загрузила меня вместе с вещами в машину, и после весьма утомительного пути я оказался наконец на даче.

К счастью, погода в горах стояла прекрасная. Дача стараниями служащих местного управления к нашему приезду была открыта и убрана. Я сразу же вышел в сад. Деревья безмолвно приветствовали меня. Раньше я с удовольствием беседовал со своими любимыми деревьями, с каждым в отдельности, но теперь должен был отказаться от этой привычки — ведь с деревьями из токийского сада я решил больше не разговаривать, — поэтому, собравшись с духом, подошел к старому клену, который рос перед моим кабинетом, и, приложив ладонь к его толстому стволу, сказал:

— Не передашь ли ты всем моим друзьям на холме, что благодаря помощи великого Бога я выздоровел и это лето тоже проведу здесь, вместе с вами. Надеюсь Божьей милостью прожить еще несколько лет, так что, не волнуйтесь, в ближайшее время я вас не покину. Потеряв жену, я года три или четыре был в подавленном состоянии, совсем сдал, лишился жизненных сил и заставлял вас беспокоиться. Простите. Наверное, я стал неврастеником, во всяком случае что-то во мне надломилось, и только услышав ваши озабоченные голоса, я сумел взбодриться. Я повел себя как эгоист, но эти странные беседы с вами стали для меня единственной отрадой, я не мог от них отказаться. Отвернувшись от великого милосердного Бога, который призывает нас дорожить жизнью, я не только торопил собственный конец, но и вам едва не причинил непоправимый вред, оторвав от благодати Великой Природы. Весной я осознал свою ошибку… Деревьям из своего токийского сада я уже все объяснил и перестал разговаривать с ними. И совсем уже было зачахшие магнолия и старая слива сразу же ожили… Вот почему я прошу тебя, сообщи об этом всем здешним деревьям. Скажи им, что я снова чувствую себя полноценным человеком и, ради нашего общего долголетия, больше не буду беседовать с вами… Скажи им, чтобы они не волновались, я люблю растения, и мы сможем общаться так, как мы делали это раньше, не прибегая к словам, наши сердца по-прежнему будут открыты друг для друга…

Пока я разговаривал с кленом, дочь вытащила в сад шезлонг, поставила его под лиственницей и позвала меня.

— Как хорошо, что нам все-таки удалось сюда приехать, правда? Здесь такой воздух… Я успела забыть о том, что зелень может быть такой яркой и свежей… Всем своим существом я ощущаю прилив сил… Полежи в шезлонге, отдохни. А я, пока погода хорошая, просушу постели и приведу дом в порядок.