Книга о Боге

Потом О., который нас с ним и познакомил, рассказал мне, что отец Каваиси, сын крупного провинциального землевладельца, был когда-то полковником интендантской службы. Выйдя в отставку, он, предвидя будущее развитие Токио, купил большой участок пахотной земли в предместье на территории современного района Синагава, преобразовал эту землю, сделав ее пригодной для жилищного строительства, и стал сдавать в аренду, как отдельные участки земли, так и выстроенные на некоторых участках дома. Он весьма преуспел в этом и сделался очень состоятельным человеком. Каваиси был его старшим сыном, с самого детства его воспитывали в большой строгости. Был у него еще и младший брат, но его по окончании начальной школы отправили учиться в военную школу, рассчитывая, что в будущем он поступит в Высшее военное училище, но началась японо-китайская война, и он, дослужившись к тому времени до лейтенанта, погиб на севере Китая. Каваиси остался единственным наследником, и после смерти отца к нему перешло все состояние. Он тут же ушел в отставку, рассудив, что глупо продолжать тянуть профессорскую лямку за столь мизерное жалованье, и, обретя давно желанную свободу, стал активно самоутверждаться. Он сочинял стихи, писал рассказы и атаковал издательства, пытаясь их пристроить, но без особого успеха. Это продолжалось около двух лет. И вот однажды Каваиси, хотя он и не был специалистом, предложили написать статью по истории цивилизации для одного экономического журнала. Он написал ее без особого труда и принес в редакцию. Статью опубликовали в ближайшем номере, как он и просил, под псевдонимом. Первое начинание оказалось успешным, и теперь он печатает аналогичные статьи под тем же псевдонимом во многих общественно-публицистических и экономических журналах, при этом отрицает свое авторство. Многие, и О. в том числе, завидуют ему, говоря: «Он, конечно, сноб, но очень уж удачливый человек».

Удачливость Каваиси проявилась и в том, что даже во время Тихоокеанской войны он пострадал меньше других — уцелела и его собственная усадьба, и все дома, которые он сдавал внаем. А это было действительно большим везением, если учесть, что почти все токийцы, во всяком случае большая их часть, во время воздушных налетов потеряли все свое имущество и в отчаянии бродили по обращенному в пепелище городу, пытаясь как-то выжить, впрочем, я не знаю, в самом ли деле он жил счастливо в то ужасное время: я не встречался с ним и писем от него тоже не получал.

После того как сгорел наш дом, я уехал из Токио и поселился на нашей даче в Хосино, но в год окончания войны, поздней осенью, мне наконец повезло, и я сумел подыскать и снять чудом уцелевший дом на улице Мисюку в районе Сэтагая. Я переехал туда и в этой жалкой лачуге начал заниматься сочинительством. И вот однажды, весной следующего года, жена, вернувшись из города, куда она ходила за покупками, поднялась в мой кабинет на втором этаже и сказала:

— Ты знаешь, я встретила Каваиси-сан, он рассматривал табличку на наших воротах, но когда я попыталась с ним заговорить, сконфузился, пробормотал что-то насчет своего вида и заспешил прочь. Сказал, что зайдет попозже. Какой он все-таки сноб! Надо и нам принарядиться… — И она спустилась вниз.

Я давно не видел Каваиси и ждал его с нетерпением, но прошло часа два или три, а его все не было. Я решил, что жена обозналась, и, перестав ждать, погрузился в работу. Но тут ко мне в кабинет снова заглянула жена:

— Это был точно Каваиси-сан. Отутюженные брюки, фетровая шляпа, начищенные до блеска ботинки. Таких японцев в нашем районе не увидишь… Наверное, ему стыдно встречаться с людьми, живущими в таком захолустье. Он, кажется, говорил что-то об эдоской церемонности? Я знаю, многие наши старые знакомые меня жалеют, мол, живет без служанки, возится в грязи, как жена какого-нибудь бедняка. А по мне так гораздо приятнее быть бедной и жить среди простых людей. Да… Раз уж нам в дом провели телефон, ты бы хоть позвонил ему вечером, что ли?

— Я звонил, но он не подошел к телефону, якобы потому, что еще с довоенных времен телефон положено использовать только для служебных надобностей.

— Да? А я и не знала. Может, так принято в токийском высшем свете?

— Кто его знает. Скорее всего, это просто очередная его причуда.

Через три дня от него пришло письмо. Очень короткое. Он поздравлял меня с возвращением в Токио и возобновлением творческой деятельности. В течение последующих десяти лет он со свойственной ему педантичностью присылал мне коротенькие, но очень теплые послания, связанные со сменой времен года и прочими подобными обстоятельствами, но ни разу не зашел ко мне. Весной 1957 года я наконец построил новый дом на месте сгоревшего и, переехав туда, сразу же послал всем своим знакомым открытки, уведомляя о переезде. Первым, кто навестил меня в новом доме, был Каваиси. Мы не виделись с ним двенадцать или тринадцать лет.