Книга о хорошей речи

ГДЕ ОН, МОЙ КОНЬ?
Уже на небе гремит посуда,
И скоро грянет жестокий пир,
А наши кони еще пасутся,
А наши кони еще в степи.
Они бессмертны — вовек (хвала им!)
И мы ведь помним дорогу к ним,
Мы зануздаем и заседлаем
И эх как двинем под проливным.
Тебя облепит намокшим платьем,
О, амазонка, гони за мной!
А кони мчатся, и наплевать им
На тьму и ругань, на дождь и зной.
Ведь наши кони — веселой масти,
Зеленой, рыжей и голубой,
И подковал их веселый мастер
Для бурь, для бега, для нас с тобой.
И мы дождемся большого солнца,
Большого мира во всей красе;
Табун гривастый еще пасется,
Плывут копыта в ночной росе.

Ирония

К числу тропов относится также ирония.

Иронией (от греч. ирония — притворство, насмешка) называется тонкая насмешка, выраженная в форме похвалы или положительной характеристики предмета.

Блестящий пример иронических стихов есть в литературном наследии Юлия Даниэля:

ЛИБЕРАЛАМ
Отменно мыты, гладко бриты,
И не заношено белье,
О, либералы-сибариты,
Оплот мой, логово мое!

О, как мы были прямодушны,

Когда кипели, как боржом,
Когда, уткнувши рты в подушки,
Крамолой восхищали жен.

И, в меру биты, вдоволь сыты,

Мы так рвались в бескровный бой!
О, либералы — фавориты
Эпохи каждой и любой.

Вся жизнь — подножье громким фразам,

За них — на ринг, за них — на риск…
Но нам твердил советчик-разум,
Что есть Игарка и Норильск.

И мы, шипя, ползли под лавки,

Плюясь, гнусавили псалмы,
Дерьмо на розовой подкладке —
Герои, либералы, мы!

И вновь тоскуем по России

Пастеризованной тоской,
О, либералы — паразиты
На гноище беды людской.

Своеобразной формой иронии является внешне беспристрастная характеристика предмета, за которой скрывается усмешка автора. Например, А. Пушкин пишет о светском щеголе: Весь спрятан в галстук, фрак до пят, дискант, усы и мутный взгляд. И автор, и читатель понимают, что модный франт вызывает смех, но поэт при этом сохраняет серьезный тон, в котором, однако, заключена ирония.

Добиваясь иронического осмысления речи, автор может писать от лица то наивно-простодушного простака, то восторженного болтливого обывателя, то педантичного поклонника моды, то провинциального ретрограда и т. д., то есть говорить в несвойственном ему тоне. Например, А. Пушкин в поэме «Руслан и Людмила» в одном из лирических отступлений представляет себя наивным простаком, верящим в волшебства, о которых пишут в сказках:

Я каждый день, восстав от сна,
Благодарю сердечно Бога
За то, что в наши времена
Волшебников не так уж много.

Н.Гоголь в «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» как бы уподобляется своим героям, говоря: Славная бекеша у Ивана Ивановича!… Описать нельзя, бархат! серебро! огонь! Господи Боже мой! Николай Чудотворец, угодник Божий отчего же у меня нет такой бекеши!

В таких случаях читатель понимает, что слова автора не следует воспринимать в прямом смысле, что это насмешка.

Ирония часто усиливается употреблением других тропов. Например, А. Твардовский, изображая падение фашистского самолета, подбитого русским солдатом, соединяет иронию с гиперболой:

Скоростной, военный, черный,
Современный, двухмоторный
Самолет — стальная снасть —
Ухнул в землю, завывая,
Шар земной пробить желая
И в Америку попасть.
— Не пробил, старался слабо…
— Видно, место прогадал.