Книга о Ласаро де Тормес

Сужение круга гипотетических претендентов на авторство «Ласарильо» до группы эразмистов-«новых христиан» лишь по видимости облегчило ученым задачу «вычисления» автора повести: «новыми христианами» при ближайшем изучении вопроса оказались очень многие мыслители, писатели, врачи, натурфилософы, да и религиозные и государственные деятели испанского Возрождения (см.: Пискунова 1998). Однако, движимые этой установкой, исследователи продолжают обращаться к фигурам известных гуманистов — братьев Хуана и Альфонсо де Вальдес (Juan de Valdés; 1509—1541; Alfonso de Valdés; 1490—1532), первый из которых, придворный маркиза де Вильена, после отъезда в Италию в 1534 году был осведомителем Карла V при дворе Папы Климента VII, а второй — секретарем-латинистом императора[316]. Вспоминают и о философе Хуане Луисе Вивесе (Juan Luis Vives; 1492—1540), одном из самых влиятельных — во всеевропейском масштабе — эразмистов первой половины шестнадцатого столетия (см.: Calero 2006). Правда, Хуан де Вальдес известен исключительно как автор серьезных — «наставительных» — диалогов на богословские, этические и филологические темы: «Диалога о христианской доктрине» («Diálogo de doctrina cristiana»; 1529), «Диалога о языке» («Diálogo de la lengua»; 1535?), a вот Альфонсо принадлежат диалоги сатирические: «О том, что происходило в Риме» («Diálogo de las cosas acaecidas en Roma»; 1527?) и «Диалог о Меркурии и Хароне» («Diálogo de Mercurio у Carón»; 1530)[317]. Однако между диалогом — даже беллетризированным, лукиановского типа[318], включающим действие, развертывающееся в фантастической обстановке (например, на берегах Стикса, как то происходит в «Диалоге о Меркурии и Хароне»), — и романом (а «Ласарильо» — это своего рода «маленький» роман!), при всём их генетическом родстве, существует принципиальное различие: основным предметом изображения в диалоге является идея, мысль и/или представление, которое автор хочет донести до слушателя или со слушателем обсудить, в то время как герой романа или повести, даже если это — герой-идеолог или фантазер, одержимый неким замыслом-планом, — прежде всего человек в его земном измерении, со своей переживаемой лично участью. Да и адресованы диалоги Вальдесов не читателю «развлекательных книжиц», а элите: гуманистической, придворной, церковной.

Поэтому с начала XX века испанисты начали искать автора «Ласарильо» среди представителей «низовой», народной культуры, прежде всего среди сочинителей и исполнителей пьес для площадного театра — авторов и актеров (те и другие обозначались тогда одним словом — autores). Так в ряду предполагаемых авторов повести появились актер и драматург Лопе де Руэда (Lope de Rueda; первые десятилетия XVI в. — 1565)[319], а вслед за ним — со значительно большими на то основаниями — Себастиан де Ороско (Sebastián de Horozco; 1510—1579), сочинитель одноактных стихотворных пьес[320], представляющих сценки из толедской жизни, а также составитель сборников испанских пословиц и поговорок (мода, введенная в гуманистический обиход Эразмом). Гипотезу об Ороско как авторе «Ласарильо» выдвинул еще в 1914 году издатель первого комментированного издания «Ласарильо» X. Сехадор-и-Фраука, обративший внимание на то, что в «представлении» Ороско на сюжет «Евангельской истории из девятой главы от Иоанна» («Representaciyn de la Historia evangélica del capítulo nono de San Juan») выведены слепой и его слуга Ласарильо, мстящий хозяину за издевательства. И хотя комическая пара слепой и мальчишка-поводырь была известна в Европе, по крайней мере, с четырнадцатого столетия, сцена со слепым и его слугой в пьесе Ороско во многих деталях воспроизводит именно знаменитый эпизод с местью слепцу из «Рассказа первого...» «Ласарильо» (см.: Cejador у Franca 1976).

Поэт-шут Ороско[321], с учетом его «новохристианского» происхождения, а также сатирической направленности и площадного комизма его сочинений, по многим параметрам подходил бы на роль автора «Ласарильо». Но нет в его стихотворных сценках даже следов той гениальности, которой отмечена внешне простая, но предельно суггестивная проза творца «Ласарильо»[322]. Да и рукописный «Песенник» («Cancionero»), в котором собраны сочинения Ороско (опубл. 1874), может включать в себя произведения, написанные и после 1554 года: тогда сценка из «Евангельской истории...» — всего лишь переделка эпизода из «Ласарильо» 1554 года.