Книга о музыке

Музыкант-исполнитель — инструменталист или вокалист — второй ключевой участник музыкального процесса, по порядку, но не по важности, хотя значение профессий за несколько веков не раз менялось. Когда-то они были неразрывны, потом стали автономны, но одинаково важны и жизненно необходимы друг другу и музыке как таковой. Без композитора не может быть исполнителя — что ему в таком случае исполнять? В отсутствие исполнителей музыка оставалась бы вещью в себе: композиторы обменивались бы партитурами, читали, слушали внутренним слухом, кивали или не соглашались, оставляли пометки на полях и посылали обратно в комплекте с замечаниями. Слушатели же оказывались бы полностью выключенными из процесса — чем не сюжет для антиутопии.

Композитор — не генерал без армии, а исполнитель — не солдат, который мечтает стать генералом. Для виолончелиста, лауреата множества международных конкурсов Бориса Андрианова это просто «разные рода войск» — не соперники, а единомышленники, хотя, когда кто-то захочет сформулировать, в чем заключается их генеральный план, в ход идут туманные категории замысла и промысла, содержания, выразительности, образности, но все они имеют прямое отношение к искусству интерпретации — композиторской, исполнительской или слушательской. Именно интерпретации — через владение инструментом — музыкантов учат с детства. Многие, кто хоть пару лет занимался музыкой, слышали педагогическую мантру: «играй с выражением» (у российского преподавательского штампа есть и английский родственник: выражение «once more with feeling»). Владимир Овчинников замечает, что сама по себе эта мантра ничего не значит:

Задача педагога заключается в том, чтобы разъяснить — что значит «с выражением»? Что такое выразительный звук? Нужно дать понять, что та или иная интонация хороша к месту. Ведь все играть жирным звуком — это тоже безвкусица. Есть такое слово: обезьянничанье. Когда у детей вдруг появляются определенные штампы — движения рук, головы, пафосные полеты рук в разные стороны и прочее. Они это видят у взрослых и копируют. Да, Ференц Лист играл в подобной романтической манере — но он мог себе это позволить: у него были и техническая великолепная подготовка, и духовное богатство музыкального содержания. Поэтому у него эти движения были естественными. А если у тебя внешнее действие превалирует над содержанием, это сразу заметно.

В спорах о выразительности, так же как о пресловутой образности в исполнительском искусстве сломано много копий. Что передает музыкант — стиль времени (например, через темпы, фразировку, украшения, характер звука), свои фантазии или эмоции, мысли автора — так, как они ему представляются или как принято их представлять (например, если считается, что мысль Бетховена в Лунной сонате имеет глубокий, философский характер, то выбор туше и краски, артикуляции и темпа будет направлен на то, чтобы звучание было как можно более «философским», хотя что именно это значит в категориях физических звуков — никто с уверенностью не скажет). Много зависит от поставленной задачи.

Карикатура на Ференца Листа из французского журнала Etude. 1902.

Или, может быть, от того, как относиться к первоисточнику и как интерпретировать авторскую нотную запись. На это обращает внимание Борис Андрианов:

Музыка бывает самая разная. У композиторов-импрессионистов, например, все пестрит указаниями. А Бах, скажем, — это, наоборот, словно первая книжка-раскраска, которая появляется у ребенка: малюй что хочешь! В сравнении с ним у Бетховена уже больше конкретики, акцентов[393].

Совместное фото Иоганнеса Брамса и Ганса фон Бюлова.