Конечно, здесь все компактнее, чем в Петербурге. Via dello Sprone значительно короче Садовой. Так она и ýже ее в несколько раз. Лично мне представляется совместно-парный проход по разным сторонам улицы куда более естественным и выразительным, когда улица по-флорентийски узка и безлюдна, а не широка и полна по-петербургски народу, что наша Садовая. Впрочем, о какой тут естественности можно говорить, когда оба идут навстречу своему безумию?
Суммарный вектор
Хорошо. Вспомним теперь о векторной сумме всех петербургских блужданий князя Мышкина. Итак, результирующий вектор, как мы выяснили, направлен от Семеновского плаца к дому Рогожина и совпадает по направлению с Гороховой. О символизме (по-видимому, непреднамеренном) этого суммарного вектора мы говорили. Посмотрим, отвечает ли ему по топологии и символичности улица Гвиччардини (Guicciardini), в которой мы уже заподозрили соответствия нашей Гороховой?
А почему бы и нет? Улица Гвиччардини вместе с пор Санта-Мария (por S. Maria) образуют одно почти прямолинейное целое. Обе улицы соединяет мост через Арно, так же как части Гороховой соединяет мост через Фонтанку. Эта por S. Maria начинается у Старого рынка, где течет вода изо рта бронзового кабана, который, по свидетельству Анны Григорьевны, ее супругу чрезвычайно нравился (туда они по весне переедут, там дешевле). Кабан — замечательно, но нам интереснее площадь, примыкающая к улице с другой стороны, это — знаменитая piazza della Signoria, площадь Синьории. Тут, между прочим, автор «Идиота» имел возможность видеть под открытым небом мраморного Давида, того самого, настоящего, оригинал, а не копию, выставленную для нас. Площадь многим знаменита, но более всего эта пьяцца, мне кажется, должна была интересовать Достоевского одной исторической особенностью. Здесь казнили. Именно здесь 23 мая 1498 года повесили Савонаролу и двух его сподвижников, а потом сожгли их тела. Вот вам и аналог Семеновскому плацу. Трех привязанных к столбу Достоевский видел сам, ожидая своей очереди. Впрочем, к моменту написания «Идиота» на Семеновском плацу в реальности еще никого по приговору не казнили смертью — пока; и все же — тогда, в свой час, — ему пришлось там выслушать смертный себе приговор.
Князя Мышкина, как помним, весьма волновала проблема смертной казни. Монологи на эту тему Достоевский написал задолго до приезда во Флоренцию. Тем более della Signoria должна была его привлекать — и даже безотносительно забот об образе персонажа. Площадь эта в первую очередь будила в нем воспоминания о собственном стоянии на морозе, барабанном бое, внезапном фельдфебеле с известием о смягчении приговора.
Стало быть, вектору рокового перемещения князя Мышкина
От места, где казнят, до места, где убивают любимого человека.
От места, где казнят, до места, где с любимым живут.
Врата Рая
Если скажут, что все это притянуто за уши, даже спорить не буду. Конечно притянуто. Но как-то странно выходит: я притягиваю, а оно и радо притягиваться. Не получается разве?
А ведь суммарному вектору петербургских метаний князя Мышкина можно найти и другое соответствие во Флоренции.
Оставим за все той же площадью Синьории изначальное значение квази-Семеновского плаца и направим отсюда вектор суммарного перемещения несчастного князя дальше — в самое известное, в самое знаковое место Флоренции, и притом ценимое Достоевским, — к фасаду собора Санта-Мария дель Фьоре, или, что в нашем случае то же, к Вратам Рая, восточным воротам Баптистерия, — они ведь друг против друга.
Благо сюда, в узкий перешеек между собором и Баптистерием, ведет via dei Calzaiuoli — безупречно прямая, — ну чем не Гороховая?