Книга о Петербурге

Метаниям князя Мышкина можно найти более наглядный геометрический образ. Вспомним из средней школы о таком векторе — перемещение. Зафиксируем пять мест, обозначенных в тексте, и соединим соответствующие им точки векторами (направленными отрезками) в соответствии с передвижениями героя. Картинка получится выразительная, хорошо отражающая смятения несчастного князя. Сумма этих векторов — по правилу многоугольника — будет представлять вектор, направленный из начальной точки блужданий к конечной, то есть от воксала Царскосельской железной дороги к роковому дому на Гороховой. Царскосельский воксал с железнодорожным полотном, вообще говоря, занял часть прежнего Семеновского плаца еще в годы московской юности Достоевского. Гражданская казнь над петрашевцами совершилась на плацу где-то рядом — расстоянием до ее места от вокзала в масштабах всего пути можно смело пренебречь: так что начальную точку странствий обозначаем наиболее подходящим идентификатором «Семеновский плац». Тогда векторная сумма всех блужданий любимого героя Достоевского будет представлять собой вектор, направленный от места казни самого писателя к месту финальной драмы его романа — то есть от Семеновского плаца до сумрачного дома на Гороховой. Заметим, что промежуточные отклонения, заданные адресной неопределенностью, на результирующий вектор не влияют. Как бы ни метался Мышкин, все в конечном итоге свелось к одному направлению: стрелка суммарного вектора направлена от места реальной казни к месту убийства, пускай и литературного (тоже ведь казнь). Зрелищно, согласитесь.

Достоевский, конечно, об этом не думал. Но что получается?

Получается, что за тысячи верст от реального Петербурга писатель водил по воображаемому Петербургу своего героя, а на самом деле это далекий Петербург водил по себе писателя.

Тогда как сам Достоевский бродил по Флоренции.

И вспоминал Петербург.

«В этих окрестностях…»

Возможно, прогулки по Флоренции как-то накладывались в его воображении на петербургскую топографию, пленником которой он сделал Мышкина. Возможно, мысленно он совмещал ключевые локусы двух городов. Возможно, за точку отсчета он брал дом, в котором они проживали тогда с Анной Григорьевной.

Этот дом находился на левом берегу Арно вблизи (возможно, на) Пьяцца Питти: «…вблизи palazzo Pitti», — вспоминала А. Г., но мемориальной доской отмечено здание непосредственно на самой площади — с дверью под номером синего цвета 22 (нумерация домов во Флоренции путана очень, — нумеруются, во-первых, двери, а не дома, а во-вторых, здесь важен цвет номера). Впрочем, надпись на памятной доске вполне корректна — в отношении достоверного события «…завершил роман „Идиот“» («…compí il romanzo „L’Idiota“») употреблено осторожное «В этих окрестностях…» («In questi pressi…») — об этом нюансе я, не владеющий итальянским, узнал еще в Петербурге, из давней публикации Н. П. Прожогина.

Мемориальным доскам, вообще-то, чужда неопределенность. Почему-то флорентийское «в этих окрестностях» напоминает мне петербургскую «эту местность» — на другой доске, что на углу «дома Раскольникова» в Столярном переулке. «Трагические судьбы людей этой местности Петербурга послужили Достоевскому основой его страстной проповеди добра для всего человечества». Как бы то ни было, петербургскую «эту местность» (и эту, и эту, и ту тоже…) он, конечно, в уме держал «в этих окрестностях» во Флоренции.

Мне было трудно изноровиться сфотографировать мемориальную доску, потому что в нашем юбилейном январе часть дома — с нею как раз — закрыта строительными лесами: идет ремонт косметический. По той же причине загорожен строительными щитами (соседняя дверь, но под номером красного цвета 37) канцелярский магазин, известный своей древностью: гордое число 1856, изображенное над дверью, говорит само за себя. Щиты, однако, можно обойти — магазин работает.

Дорогой. Канцелярские товары тут все подарочные, сувенирные, включая перья и какую-то особую бумагу, — все это не для обиходного пользования. Мы с женой были единственные посетители. Нас встретила хозяйка. Заговорили. Очень она оживилась, узнав, что мы из России. Конечно, спросили о Достоевском. Да, она знает Достоевского. Ее прапрадедушка встречался с Достоевским, потому что русский писатель сюда заходил покупать бумагу, — их семья уже в шестом поколении владеет магазином. Хозяйка сказала, что Достоевский поселился здесь, в этом доме. Этажом выше (у итальянцев это «первый») размещался склад, и там жил, насколько я правильно понял, прапрадедушка со своим семейством, а еще выше — там был пансион: вот там и писал Достоевский своего «Идиота».