Как бы то ни было, кратчайший путь «в Измайловский полк» — по заповедным местам Раскольникова.
Разумеется, и для Достоевского лично эти места примечательны — Садовая, Сенная… — нет, мы больше скажем: всю остроту сей примечательности он даже представить не мог у себя во Флоренции.
Потому что еще жить предстояло порядком, а жизнь щедра на сюрпризы.
В самом деле, вот, к примеру, князь Мышкин, судя по всему, должен проехать мимо гауптвахты на Сенной площади, где через пять лет проведет Достоевский два дня под арестом. Вряд ли бы гость Флоренции, известный русский писатель и бывший каторжанин, мог поверить в реальность такого ареста, когда бы открыли ему тайну ближайшего будущего. А уж Мышкину-то и вовсе не до того было.
В «Измайловском» князю рекомендовали «съездить в Семеновский полк, к одной даме, немке, знакомой Настасьи Филипповны, которая живет с матерью», но сначала попробовать еще раз «достучаться к Рогожину».
Обращаем внимание: Достоевский обозначает конечные пункты передвижений (информация сродни той, что сообщает Мышкин извозчикам), у Достоевского все динамично: Мышкин мечется — надо показать его смятение, темп. А мы тормозим. Нам бы разобраться с траекторией перемещений князя. Простим себе небольшое занудство.
Если бы князь возвращался к Рогожину по Загородному, он бы как раз оказался, тут близко, «в Семеновском полку» — или в Семенцах, как называли этот район петербуржцы, — но Достоевский, похоже, избавляет героя от необходимости повернуть на Гороховую второй раз от Семеновского плаца, раз оставлена знакомая Настасьи Филипповны на потом — на второй черед после Рогожина. Хотя кто его, Мышкина, знает, — нежеланию зря тревожить незнакомую даму, согласимся, могли быть у князя простые причины. Ладно, все равно никуда от этого места не деться: после второй невстречи с Рогожиным князь, согласно советам, «поскакал в Семеновский полк» — представляем как: по Гороховой, в обратную сторону — в сторону, да, места казни писателя.
Безрезультатно.
«Он вспомнил однако, что ему нужно остановиться в трактире, и поспешил на Литейную», несомненно — мимо дома у Пяти Углов, где Мышкиным сказано было: «Я вас… Настасья Филипповна… люблю. Я умру за вас, Настасья Филипповна» — и где сам Достоевский, по молодости, терял голову от Авдотьи Панаевой, и далее — через Владимирскую площадь — мимо места будущего памятника создателю «Идиота» и храма, прихожанином которого он станет по возвращении в Россию, и далее, далее — мимо дома, в котором были написаны «Бедные люди» (и уж если на то пошло — мимо современной гостиницы «Достоевский»), — а что хотите? — Петербург: куда ни поедешь, всё места достоевские.
Трактир с гостиницей «на Литейной», в коридоре которого князя Мышкина однажды уже чуть не прирезал Рогожин, был, вероятно, на углу Моховой и Пантелеймоновской (как авторитетно считает Б. Н. Тихомиров). Сняв там номер, князь в полном отчаянии снова отправляется на Гороховую и, в третий раз не застав Рогожина, торопится снова «в Измайловский полк», на бывшую квартиру Настасьи Филипповны. Оттуда, сам не свой, «в невыразимой тоске», — уже пешком — возвращается в трактир «на Литейной» — «может быть, прошел гораздо больше, чем следовало» (интересно, каким путем, если он по дороге не заходил к Рогожину?). Но скоро покидает свое пристанище, и только тогда «в пятидесяти шагах от трактира, на первом перекрестке, в толпе» убийца Настасьи Филипповны сам находит его.
Далее — тягостный поход Рогожина и Мышкина — по разным сторонам улицы — на Гороховую, где уже покоится на рогожинской постели тело Настасьи Филипповны (в романе — «труп»; исключительно «труп»).
Если все передвижения князя нанести на карту, с поправкой на адресную неопределенность, получится, что траектория его передвижений тяготеет к замкнутому контуру, этакому аттрактору. При этом он трижды пересекал Сенную, мимо Семеновского плаца проезжал не менее трех раз, по два раза побывал в одной из Измайловских рот и в трактире на Литейном, на крыльце дома Рогожина на Гороховой появлялся четыре раза, а на перекрестке Гороховой и Садовой — семь раз.
Всего он за день преодолел, мотаясь по Петербургу, расстояние более двадцати верст, а скорее всего, более двадцати пяти. В основном — на извозчике. Последние два перехода — пешком.
Невский он пересекал четыре раза, Фонтанку — не менее семи.