Книга о Петербурге

Еще один: памятник Кирову на мясокомбинате, где Сергей Мироныч упирается на книгу с шестью буквами на корешке…

Эти артефакты, в силу их незаметности и незначительности, не уничтожались в последовавшую эпоху борьбы с культом, их посткультовое существование никого не трогало, потому что мало кто о них тогда знал (подозреваю, об «авторстве» книги на памятнике Кирову не знал никто, и я помню свой восторг, когда, не совсем легально побывав на мясокомбинате, этом режимном в ту пору объекте, куда просто так не пускали, сильно увеличил снимок памятника и различил на корешке книги слово «Сталин», — о да, я уловил тогда эту тень — реликтового самоприсутствия…).

А покрытые металлическими щитами медальоны с профилем Сталина на триумфальных пилонах, посвященных Победе (улица Коммуны, Пороховые), были расконсервированы в 2005 году — в атмосфере обоюдовыраженной экзальтации, — воспринимались они почти как новодел, чуть ли не политическое выступление, и я бы с большой осторожностью применил к их отчужденному прежнему существованию категорию реликтового самоприсутствия. То же надо сказать о вновь обнаруженных бюстах Сталина, долгие годы таившихся в отгороженном закутке Военно-морского музея; и о мозаичном изображении вождя народов — по слухам, скрытого от глаз пассажиров метро за торцовой стеной станции «Нарвская» (да нет его там, нет!). Я вот знаю, что на чердаке одного просветительского учреждения в центре города до сих пор пылится большая — больше среднего — голова Сталина (мне рассказал знакомый поэт-переводчик, имеющий отношение к ремонту теплосетей), но выдавать чужие секреты не буду. Сокрытие этих объектов скорее говорит об их отсутствии в актуальном пространстве истории, чем о самоприсутствии через них известного прошлого, погруженного в сон.

Этот пример как бы близкой реликтовости.

Конкретная эпоха отделена от нас по шкале времени какими-то десятилетиями (столетиями — как в случае с «кронверкским пустырем»).

Можно привести примеры реликтового самоприсутствия — в контексте Петербурга (и без всякой мистики) — эпох, отдаленных от нас на сотни миллионов лет. И даже — на миллиарды!

Я серьезно — на миллиарды!

Но об этом позже.

Сейчас пример тысячелетней дистанции.

Говорили о Сталине. Теперь о фараоне.

Дистанция тысячи лет: ошибка маркиза

Маркиз де Кюстин впервые увидел Петербург со стороны Невы: «Уже в самом городе вы проплываете мимо сфинксов, высеченных также из гранита; размеры их колоссальны, облик величествен. Как произведения искусства эти копии античных творений не стоят ровно ничего, но мысль выстроить город, состоящий из одних дворцов, великолепна! Тем не менее подражание классическим памятникам неприятно поражает вас, когда вы вспоминаете о том, в каких широтах находитесь».

В 1839 году просвещенному иностранцу, посетившему Петербург, даже в голову не могло прийти, что огромные сфинксы, установленные над Невой, — настоящие. Трудно, однако, сказать, чтó фантастичнее — его предположение о русском проекте зачем-то ваять себе сфинксов в подражание египтянам или действительно имевшее быть многосложное дипломатическое предприятие, следствием которого и стала доставка гранитных сфинксов фараона Аменхотепа III — к нам, сюда (зачем-то!), под пасмурное петербургское небо.

Пикантность ошибке маркиза придает то обстоятельство, что о приобретении этих сфинксов как раз помышляла Франция, — не вышло в силу внутренних потрясений. В конце концов, не маркизу де Кюстину сомневаться было в подлинности подобных артефактов, — Луксорский обелиск уже три года красовался на площади Согласия, и вряд ли маркиз допускал существование человека, способного усомниться в подлинности памятника.

Меня в этой ситуации более всего поражает вот что. Сфинксы и река. Фантастические сфинксы оказались на берегу реки более чем необычной — где-то даже невероятной реки. Спрашивается, есть ли что-то такое, что позволяло бы сравнить без всяких натяжек древние гранитные изваяния с природным потоком воды, текущим от истока к устью? Есть ли что-нибудь общее между гранитными сфинксами из древних Фив и нашей Невой? Представьте себе, есть. Мы знаем такой признак сближения, и схожесть по нему гранитных сфинксов Аменхотепа III и рекой Невой поразительна, — по этому признаку, пожалуй, вряд ли найдете другую реку, отвечающую такому невероятному соответствию. О нет, гранитные набережные тут ни при чем, гранитные набережные во многих есть городах. Дело не в этом.

Сфинксы и Нева — практически ровесники.

Похоже, они даже ровесники по более человекоразмерным масштабам, чем по геологическому летоисчислению.

Сфинксы с лицом Аменхотепа III были изваяны при его жизни, а умер он в 1351 году до н. э.

Сфинксы — древние, с этим понятно. А Нева — река молодая. И не просто молодая река, а очень молодая. Образовалась она в результате одного геологического события — стремительного сброса воды из Ладожского озера.