Книга о Петербурге

Представляю себя тринадцатилетним. Меня и взрослого-то ошеломило увиденное. А был бы я шестиклассником, какая бы сила смогла меня остановить? Вот и нашими овладел восторг еще прежде, чем они сошли на пристань, — во дворе форта они мгновенно устремились к металлической двери, ведущей на винтовую лестницу, и, грохоча по чугунным ступеням, понеслись наверх — на открытый ярус форта, частично распыляясь по казематам второго и третьего яруса. У меня спина холодела, когда я видел, как они залезают на металлические брустверы, на самый край, за которым пропасть. Обе учительницы притулились у каменной стены поздней пристройки и, обратив свои лица к солнцу (всем повезло с погодой), предались закономерному загоранию. Мой благонамеренный призыв повлиять на дисциплину они проигнорировали — дескать, а что мы можем сделать? — и я в персональном порядке пытался внушать взбесившимся ученикам шестых классов какие-то доморощенные правила безопасности. Но тщетно. Видя мою беспомощность, меня утешал Митя: все будет хорошо; он верил в инстинкт самосохранения — как свой собственный, так и своих товарищей. Петя тоже просил не переживать, бывало здесь и похуже. Оказывается, тут время от времени проводят рейв-пати на сотни и тысячи человек, и никто, как бы он ни был обдолбан, кажется, не убился еще, ну, быть может, разве что кто-нибудь покалечился.

О былых рейв-вечеринках действительно напоминали изощренные граффити, украшавшие внутренние стены крепости.

Нельзя сказать, что форт был совсем уж в руинах — стены, по крайней мере, были на месте.

В моем лице Петя нашел единственного собеседника. Когда первый приступ массового возбуждения схлынул и чувство самочинной ответственности во мне притупилось, мы с ним завели разговор, касающийся истории и географии.

С верхотуры форта открывался поистине замечательный вид. Отсюда особенно большим казался купол Морского собора, возвышавшийся над Кронштадтом; реставрация тогда еще не началась, поэтому я сейчас не написал «величественным»: скорее по тогдашнему своему состоянию он был «униженным» — во всей своей грандиозности. Метрах в семистах от нас на искусственном острове с внутренней гаванью располагался Кроншлот, ничем уже не похожий на петровскую первокрепость, известную хотя бы по поздней гравюре Пикарта. Смотришь прямо на юг, и виднеются над водой развалины многострадального Рисбанка, иначе — форта Император Павел I… Внизу под нами угадывалась слабым сгущением цвета воды полоса фарватера. Форт Александр I и создавался для защиты фарватера. Но защищал он одним лишь фактом своего наличия. Стрелять по врагу ему не пришлось.

С ощущением дежавю я разобрался позже. Конечно, это напомнило форт Боярд, причем по французскому фильму «Искатели приключений» (видел в детстве, но я тогда не знал, что там был Боярд). Двое в заброшенном форте минут пятнадцать отстреливаются от нагрянувших бандитов, так и погибает герой Алена Делона. Оба форта стоят друг друга. Хотя мировая известность фортов несоизмерима. Александр был построен раньше Боярда.

Не знаю, где я слышал, что он Чумный, — все эти сведения в интернете появились позже. Но откуда-то со школьных лет мне было известно, что есть в заливе форт, как-то связанный с чумой, и воображение рисовало школьнику крепостной изолятор, куда отправляют пораженных этой жуткой болезнью, — хотя, кажется, знал из детской книги о микробах, что чума краткосрочна и (оттуда ж) «фатальна». На самом деле с 1899 года до Первой мировой здесь размещалась противочумная лаборатория, — форт, исключенный из списка оборонительных сооружений, целиком передавался ученым, создающим вакцину против чумы. Врачи жили прямо здесь, в затворничестве; тут же размещался виварий. В основном работали с лошадьми, хотя опыты проводили и на других животных, среди которых были олени и верблюды. Трупы сжигали в печах. Двое врачей погибли, заразившись чумой.

Подробности я узнал, уже вернувшись домой. А тогда, стоя на верхней палубе форта и глядя на южную акваторию Невской губы, мы более мифотворствовали, чем делились знаниями. Петя, между прочим, сказал, что, «говорят, на тот берег есть подземный ход». В это я отказался верить. Петя и сам не сильно верил, но кто его знает, почему бы и нет: глубина фарватера — одиннадцать метров, а в остальном здесь мелководье. До берега было километров пять. Нет, я не верил, конечно. Петя взглянул на меня заговорщицки и сказал, что, вообще-то, ему известно, где вход в подземелье. Сам он туда никогда не спускался, но как пройти, знает. К нам подошел Митя, я спросил его, пойдет ли он с нами в подземелье, — Митя радостно согласился, и мы, ведомые Петей, стали спускаться во двор по той удивительной чугунной лестнице, со светопроницаемыми площадками и ступенями, отлитыми в виде орнаментальных сетей. Любопытные украшения сохранились на стыке перил — настоящие ядра.