Во дворе в Пете проснулся наконец экскурсовод, и он обратил наше внимание на древний исторический лифт, от которого остался металлический каркас и механизм, вознесенный на самую верхотуру форта. По словам Пети, это чуть ли не первый электрический лифт в России и еще недавно он действовал. Вряд ли он первый, хотя и конца позапрошлого века. А работать он действительно мог и после закрытия Особой лаборатории, ведь потом форт использовался как военный склад. Сейчас нам известно, что лифт устанавливался для технических нужд лаборатории: для подъема животных, и в первую очередь — лошадей. Ну а как с подземельем? Петя не обманул. Отодвинув какие-то доски, он показал нам с Митей небольшое окно-лаз, добро пожаловать, — дневной свет со двора едва проникал туда, но этого было достаточно, чтобы, вглядевшись, мы обнаружили наличие подвального пола; во всяком случае, там не было бездны. Мы, конечно, туда полезли.
У нас не было фонарика. И мобильных телефонов, способных заменить фонарик, тоже не было (первый мобильник появится у меня года через два-три). Но у нас был коробок спичек. Я зажег одну, потом другую. Спичка — плохой светильник, но что-то понять можно. Сводчатый подвал, арочный проход в другую камеру. Решили идти, пока спички позволят. Заходишь в одну камеру, а там чернеет переход дальше; заходишь в другую, а там — дальше. Потолки низкие, проходы еще ниже, приходится пригибаться. По правде говоря, жутковато ощущать себя в подземелье Чумного форта. Хорошо, не лабиринт. Голый пол, голые стены — посторонних предметов, кажется, нет. Сухо. Но все-таки со спичками далеко не уйдешь. Пришлось назад повернуть.
Вылезли взволнованные, счастливые. Решили продолжить исследование как-нибудь потом, уже с фонариками. Не срослось. Больше я не попадал в форт Александр.
Не знаю, как учительницы, но все остальные поездкой остались довольны, включая предпринимателей, приславших катер в обещанный час. Никто не пострадал, никто не потерялся.
(Мы с Митей не стали ждать школьный автобус, неутоленная жажда впечатлений повела нас еще в береговой форт Константин, совершенно заброшенный, бесхозный, тогда примыкавший каким-то боком к территории строительства дамбы. «Папа, стой!» — выкрикнул Митя, и я увидел, что заношу ногу, что ли, над брешью, быть может, каким-нибудь люком вентиляционным, или что там оно было на Константине? — там внизу была чернота, — потом, уже дома, вспоминал свои беспокойства о юных товарищах по дню здоровья, — спасибо, Митя, как раз у меня и была реальная возможность украсить газетную хронику происшествий.)
Газеты о Чумном форте внезапно возвестили через два с половиной года после нашего посещения. Девятнадцатилетний диггер, проникший к Александру по льду, нашел в подвалах форта старинную ампулу с желтой жидкостью. Согласно первым сообщениям («В Питере появилась чумная ампула»), молодой человек будто бы хотел продать ее через интернет. Потом выяснилось, что он лишь похвастался о находке на сетевом форуме, — диггера тут же взяли. Писали, что запаянная ампула, по мнению экспертов, содержит вакцину против чумы, она не опасна. Впрочем, никто ее не вскрывал и что там внутри, достоверно никому не известно. Сообщали, что ампула из подвала Чумного форта передана музею Института экспериментальной медицины. Там уже есть одна такая же. Надо бы посетить.
Петербургский парадокс, или Несколько слов о жребии
1
«Петербургского» много всего. Но многие ли знают, что существует «петербургский парадокс», иногда говорят «санкт-петербургский парадокс», реже — «петербургская задача».
А такое действительно есть, и оно хорошо известно в определенных авторитетных, хотя и не самых широких кругах.
Иначе сказать, есть нечто такое, что именуется данными словами как терминами. А главное, есть сферы деятельности человеческой, где эти термины употребляются.
Я сам об этом узнал не так давно, удивился тому, что узнал, и провел среди знакомых небольшой опрос. Интересовался: как думаете, с какой стороной деятельности связаны эти понятия? Чаще всего «петербургскую задачу» соотносили со строительством. А вариант «петербургский парадокс» — с чем-то из области общественно-социальных преобразований. Одно замечание показалось неожиданным. «Петербургская задача», видите ли, звучит на слух так же весомо, как «ленинградское дело». А ведь и правда. Если не знать, чтó эти слова означают, можно, чего доброго, подумать, будто они относятся к похожим предметам.
Только нет. «Ленинградское дело» — название, как известно, комплекса репрессивных мер, относящихся к 1949–1950 годам — с расстрелами и ликвидациями. «Петербургская задача» же, сформулированная еще в XVIII веке, ничего столь зловещего, к счастью, собой не являет, да и к истории она имеет косвенное отношение, — по существу, она о другом. По крайней мере, так думают математики.