В 1900 г. виленский еврей Давид Блондес был обвинен в том, что ранил свою служанку, христианскую девушку, чтобы взять ее кровь на изготовление пасхальной мацы. Присяжные заседатели признали Блондеса виновным, но суд назначил ему сравнительно мягкое наказание: 1 год 4 месяца арестантских рот. Виленские евреи не решались подать кассационную жалобу, опасаясь вторичного, более сурового, приговора. Грузенберг горячо запротестовал. Он считал недопустимым примириться с тем, чтобы подобное обвинение тяготело над еврейской религией, не использовав всех средств защиты. По жалобе Грузенберга приговор был кассирован, и Блондес при вторичном разбирательстве дела — оправдан. Этим Грузенберг оказал еврейству неоценимую услугу: не сними он обвинения с Блондеса в употреблении христианской крови, это могло послужить весьма опасным прецедентом для дела Бейлиса.
В 1903 г. Плеве объявил сионизм «противоправительственным движением». Начался ряд процессов, — против А. Д. Идельсона, редактора «Рассвета», и других. Защитой сионистов руководил Грузенберг.
Затем он участвовал в деле о Кишиневском погроме и защищал Дашевского, покушавшегося на одного из подстрекателей к погрому, Крушевана.
В 1911—1913 гг. — дело Бейлиса. Грузенберг вел защиту, в которой участвовали Карабчевский, Маклаков, Зарудный и Григорович-Барский. Среди защитников он был единственным евреем и чувствовал ту огромную ответственность перед еврейским народом, которая лежала на его плечах, ибо на его долю выпала защита не только Бейлиса, но и еврейской религии и всего еврейского народа.
Свою пламенную шестичасовую речь, в которой он разобрал и разбил все улики против Бейлиса, Грузенберг закончил так:
«...Для того, чтобы сказать виновному злодею, что он — злодей, не требуется мужества. Но если сказать о невинном, вопреки очевидности, что он виновен — для этого требуется не мужество, а нарушение судейской присяги. Избави Господь русского судью от такого мужества... Я твердо надеюсь, что Бейлис не погибнет. Что, если я ошибаюсь; что если вы, гг. присяжные, пойдете, вопреки очевидности, за кошмарным обвинением. Что ж делать! Едва минуло двести лет, как наши предки по таким же обвинениям гибли на кострах. Безропотно, с молитвой на устах, шли они на неправую казнь. Чем вы, Бейлис, лучше их? Так же должны пойти и вы. И в дни каторжных страданий, когда вас охватывает отчаяние и горе, — крепитесь, Бейлис. Чаще повторяйте слова отходной молитвы: «Слушай, Израиль! — Я — Господь Бог твой — единый для всех Бог!»[67]
Началась первая мировая война, и Грузенбергу вновь пришлось выступить в защиту своего народа.
После первых неудач на фронте, командование без всяких оснований стало обвинять евреев, живших в пограничных районах, в шпионаже и предательстве. Приказы о выселении всех евреев из западных губерний вглубь страны двинули сотни тысяч разоренных людей на восток. В прифронтовой полосе пошли процессы против отдельных лиц и целых еврейских общин, обвиняемых в сношениях с неприятелем. Эти процессы по большей части подлежали ведению военно-полевых судов без участия защиты. Все же как-то защищать было необходимо. И вот Грузенберг взял на себя организацию этой защиты по делам о мнимом шпионаже и предательстве. «И как всегда он отдал этой задаче весь свой талант, все свое святое беспокойство. Только тот, кто стоял близко к этой страшной, мученической работе Грузенберга, мог иметь понятие о том, что значит самопожертвование. Грузенберг метался от главных военных прокуроров в штабы армий, ища где только возможно было найти защиту, не щадя ни себя, ни своих сил, ни здоровья».