4. ребенок, изображенный в мягких, лирических тонах, большей частью в обстановке праздника, когда жизнь становится менее тягостной; к этой категории принадлежит чудесный мальчик из «Мотл Пейси дем хазенс», которому «хорошо живется на свете», потому что он — сирота.
Задумываясь над этими образами, мы приходим к выводу, что все они перевоплощения самого автора, и что Шолом-Алейхем, подобно Толстому, Томасу Манну и другим создателям эпических произведений, был лириком-субъективистом, черпавшим из личных переживаний не меньше материала, чем из окружающей действительности.
Популярные образы, созданные Шолом-Алейхемом, давали читателям критерий для оценки жизненных явлений, а подчас и самих себя. Критик Баал-Махшовес заметил, что идеальным читателем Шолом-Алейхема мог бы стать его герой Менахем-Мендель, которому писатель открыл глаза на сущность его характера. Этот критик утверждал также, что Шолом-Алейхем научил своих соплеменников смеяться. Это преувеличение: Шолом-Алейхем ставил себе целью не смешить, а нести утешение своему народу, стремясь на него воздействовать и повысить его жизнеощущение, — что был в силах осуществить лишь тот, кто интимно был связан с жизнью восточно-европейского еврейства.
Ограничиваясь этой общей характеристикой творчества Шолом-Алейхема, мы должны упомянуть такие его крупные произведения, как юношеские романы «Стемпеню» и «Иоселе Соловей», а также позднейшие — «Кровавая шутка», «Блуждающие звезды» и комедию «Большой выигрыш». Наряду с несравненной легкостью эти произведения сочетают глубину изображений и переживаний.
В ином направлении оказывал воздействие на литературу и общественность третий — после Менделе и Шолом-Алейхема — корифей еврейской классической литературы — Ицхок-Лейбуш Перец (1852—1915). Перец дебютировал, как автор стихов на иврит. Его первым произведением на идиш была поэма «Мониш», помещенная в сборнике «Идише Фольксбиблиотек», изданном Шолом-Алейхемом; связь его с идиш длилась всего 25 лет.
За этот короткий период писатель обнаружил исключительную многосторонность, сопровождавшуюся беспокойными переходами, противоречиями, зигзагами, создавая подлинные образцы в различных литературных направлениях и стилях. Ранний период его творчества, в котором доминирует поэзия, находится под сильным влиянием Гейне и Шамиссо; Перец вдохновляется текстами из книг пророков и своеобразно сочетает социальные и индивидуалистические мотивы. В первый — реалистический — период творчества он создает ряд небольших рассказов, но ему чуждо в них, как пристрастие Менделе к деталям, так и многословие Шолом-Алейхема; в его описаниях жизни бедноты (рассказ «В подвале») и в трогательных зарисовках силуэтов еврейских женщин («В почтовом дилижансе») нет лишних слов. В рассказах на социальные темы писатель отдает дань сентиментальности — там, где он отражает влияние идей Гаскалы, преобладает у него сарказм. В период тяготения к общественному радикализму и социалистическим идеям Перец выступает в своих «Ионтовблетлех» (1894—1895), как пропагандист и популяризатор научного знания. Он завоевывает сердца новых читателей, членов рабочих кружков, становится глашатаем социального протеста и растущего социалистического движения. С течением времени преобладающим началом в его творчестве становится романтизм, особенно в его «Хасидские мотивы». В его рассказах идеализированные хасидские раввины выступают в поучение современному свободомыслящему читателю, как носители высокой морали. Склонность к символике становится все заметней в его творчестве, сочетаясь с влечением к фольклору. Перец выпускает свои «Народные сказания» («Фолькстимлихе гешихтен») — свои самые поэтические и оригинальные произведения, в которых люди из народа становятся праведниками, а их создатель обретает душевный мир и просветленность. В своих насыщенных, символических драмах («Золотая цепь», «Ночь на старом рынке» и др.) Перец пытается выявить основные черты своего миросозерцания. Одновременно его увлекает мечта о современном еврейском театре. В волнующих, острых, импрессионистических, афористических фельетонах Перец борется за подлинное свободомыслие, — которое для него неотделимо от глубокой религиозности, — борется за национальное и общечеловеческое достоинство, за национальную роль еврейского языка — идиш, — за новые формы народной жизни, проникнутой идеалами социального освобождения и национально-творческого возрождения. Не удовлетворяясь разнообразием, расцвеченным всеми цветами радуги, своей литературной деятельности, писатель под старость отдает себя стихам для детей.