Книга о счастье и несчастьях

О Конституции и о правах. Хорошо помню сталинскую конституцию 37-го года. Тогда исчезли «лишенцы» — так называли представителей враждебных классов, лишенных права голоса. Классовая борьба, однако, будто бы даже усилилась, поэтому шли массовые аресты «врагов народа».

Помню только, что выдвинули в Верховный Совет на большом митинге секретаря обкома Конторина. При этом Сталину хлопали стоя минут по двадцать, несколько раз. А через три дня жена Конторина, наша студентка, уже в слезах: мужа арестовали. И уже круг пустоты вокруг нее. В Архангельске, правда, арестов было сравнительно мало, не то что на Украине.

Аля в 38-м работала фельдшером в тюремном медпункте и сведения приносила. Те еще сведения! Но оставим. Сейчас власти хотят вычеркнуть это время из памяти, думают, что народ забудет. А по мне, так нужно все открыть, без этого нет гарантии, что не повторится.

За нынешнюю Конституцию я тоже голосовал, когда был депутатом. Факт не столь важный, так как все голосования были единогласны (абсолютно), за все 17 лет депутатства.

До директорства я ни разу не выступал на политические темы, имени вождей не упоминал, а теперь приходится. Должен сказать, что делаю это без насилия над совестью: говорю то, в чем убежден, а то, что не нравится — молчу. Увы! — ограничение свобод. Это противно, но привыкли к «осознанной необходимости». Жизнь — человека и общества — всегда компромисс.

Прошлую неделю все смотрели визит М. С. Горбачева в Париж. Такого всеобщего одобрения я не видел с момента окончания войны, когда Сталину все простили за Победу. Ладно, хватит о политике.

В четверг снова митральное протезирование, трудное сердце, и больной еще под сомнением. От этого и от всего другого болит живот, печатаю с грелкой. Дела с начала октября идут плохо.

Во вторник Саша Стычинский привез из Москвы электрокардиостимулятор. Французский, первоклассный. Спасибо министру. Позавчера говорил по телефону с Бредикисом. Он убеждал вшивать, а я отказывался: «Подожду, понаблюдаю за динамикой». Наблюдения меня не очень утешают, но за месяц пульс уредился, пожалуй, на два удара в минуту.

Вот так-то. А по телевизору вторую неделю повторяют меня с проповедями здоровья. Записи двухлетней давности. Шесть передач по 15 минут. Иду по городу, так многие встречные оглядываются. Поеживаюсь и глаза прячу. Вроде бы как обманул людей. Телевизионщикам заявил протест по телефону, но разве они послушают? Катят и катят через день… Сам больше не смотрел. Стыдно.

Во вторник после операции была еще публичная лекция в рабочем клубе, вернулся домой в девять часов.

Прочитал «Бесов» Достоевского, впервые. Отвратительное впечатление, хотя остановиться не мог. Такой был человек Федор Михайлович. Мало хорошего о людях сказал. А уж революционеров обгадил — хуже нельзя. Не заблуждаюсь о человеческой природе, но не настолько же она скверна. Бог с ним! Все равно — гений!

ДНЕВНИК

16 октября. Среда

Изучаю политические документы. Проект устава и программы меня не интересует: я — беспартийный. Но планы экономического обновления страны — это мое. Не зря же двадцать лет собираю сводки ЦСУ и пятилетние планы. Давно уже убедился: объявят на съезде цифры, что нужно ждать на последний год, а когда он проходит, то результат гораздо ниже. Но пятилетка оказывается выполнена с превышением. Это называется — корректировка планов. При нашей системе информации никто не пытается сравнивать планы и результат. Трудящиеся поверят на слово. Но я слежу — никогда планы не выполняются. Особенно если данные исчислены в тоннах и штуках. Когда рубли, дело темное, цены растут, хотя никто этого не признает.

Так вот, планы на 12-ю пятилетку и до 2000 года меня сильно смущают. Чтобы за 15 лет удвоить объем производства, нужно иметь среднегодовой прирост 6,5 процента. Это цифра совершенно недостижимая. Правда, в начале пути, в предстоящие пять лет притязания более скромные — около пяти процентов. Но и это фантазии. Спрашивается, какие же советники планировали такое экономическое чудо? Подозреваю, что снова действует прежний принцип, когда подхалимы ловят желания вождя и тут же под них подстраиваются.

Главным звеном цепи, за которое тянуть, намечается машиностроение. И это правильно. Только это быстро не делается — обновление машин. Еще нет тех конструкторов, которые чертежи нарисуют, нет материалов, нет станков. Все запущено и устарело.

Это же мне говорят знакомые директора. Оценить могу, все же — инженер…

Приятно очень, конечно, надеяться на ускорение, но уже столько в прошлом было разочарований!

ДНЕВНИК

27 октября. Воскресенье, утро

В четверг похоронили старого приятеля — Авенира Андреевича Смирнова. Прошло меньше трех недель, как был у него.

И вот — могила. Родные прощаются. Закрывают крышку гроба (теперь гвозди не бьют — крючки)… Опускают. Гремят первые комья земли. Спорая работа могильщиков, кажется, даже трезвых — веяние времени… Оформляют холмик, кладут цветы.