Книга, обманувшая мир

Мой брат Рой познакомился с Μ. П. Якубовичем в 1964 г. О нем рассказал брату наш общий друг Марлен Кораллов, литератор и филолог, который был арестован в 1949 г. и провел шесть лет в Карлаге, где с довоенного времени отбывал срок Якубович. В 1950-м, согласно «Справочнику по ИТЛ» общества «Мемориал», в этом ИТЛ содержались 65 673 заключенных.

Якубович приехал в Москву по делам; произошла их первая встреча, за которой последовало много других. Его документальные материалы Рой использовал для книги. Кроме того, Михаил Петрович передал ему для журнала воспоминания о Троцком и других видных большевиках, которых хорошо знал. Хотя Якубовичу уже исполнилось 84 года, его тексты, написанные по памяти, а иногда надиктованные на магнитофонную ленту, были детальными, выразительными.

У Роя был тогда уже готов первый вариант «К суду истории. О Сталине и сталинизме» (около 400 страниц на машинке), и он давал его читать некоторым близким друзьям, а также бывшим заключенным. К работе над этой книгой брат приступил в октябре 1962-го; свидетельства, рукописи и воспоминания тех, кто прошел лагеря, обеспечивали его постоянным притоком нового фактического материала. В этом же кругу людей циркулировала с начала 1962 г. и моя рукопись «Биологическая наука и культ личности», и новый проект Роя воспринимался иногда как продолжение общей работы «братьев Медведевых». Наша «близнецовость» этому, безусловно, способствовала.

Когда Солженицын, после неудачи с получением Ленинской премии по литературе в 1964 г., на которую он был представлен А. Т. Твардовским, стал собирать материалы для «Архипелага ГУЛаг», он, разумеется, пользовался теми же источниками и говорил в основном с теми же людьми. В Москве реабилитированные и вернувшиеся из заключения создали нечто вроде общества взаимной поддержки. Солженицын впервые встретился с Якубовичем в 1966 г. в квартире Александра и Надежды Улановских[27] и в последующие годы беседовал с ним много раз, записывая рассказы о 1917-м и вождях революции на магнитофон, — уже не только для «Архипелага…», но и для «Красного колеса». По свидетельству Марлена Кораллова, прощаясь, Солженицын обнимал и целовал своего нового друга.

Главные проблемы Якубовича в тот период состояли в том, что сфабрикованный в 1931 г. процесс «Союзного бюро» не пересматривали, и его жертвы, в том числе и он, не реабилитировались. А ведь реабилитация важна не только морально: в этом случае срок заключения в ИТЛ прибавляют к трудовому стажу, в итоге увеличивается пенсия. Выдают двухмесячную зарплату с последнего места работы, причем по текущим ставкам. Снимаются ограничения на выбор места жительства. Реабилитированный обретает право на квартиру в том городе, где он лишился жилья после ареста и осуждения, — тогда Якубович мог бы вернуться в Москву и получить там если не квартиру, то хотя бы комнату.

Массовые посмертные и прижизненные реабилитации политзаключенных после XX и XXII съездов КПСС не распространялись, вопреки элементарной юридической логике, на тех наиболее известных жертв сталинского террора, осужденных (и в большинстве случаев расстрелянных) по приговорам, которые выносили на «открытых», «показательных» процессах. Сотни тысяч «зиновьевцев», «рыковцев», «бухаринцев» реабилитировали (как правило, увы, посмертно), а вот Г. Зиновьев, А. Рыков, Н. Бухарин и десятки их ближайших соратников по-прежнему числились (даже в 1976 г.) «изменниками родины и врагами народа».

Нелепая ситуация связана с тем, что эти фигуры имели международный статус, были широко известны. По требованию Сталина все коммунистические партии, входившие в Коминтерн, особыми резолюциями одобряли вынесенные смертные приговоры и клеймили осужденных как «изменников и шпионов». Против них с «разоблачениями» и обвинениями в предательстве интересов рабочего класса после каждого из приговоров выступали на съездах и собраниях такие видные деятели, как Пальмиро Тольятти, Морис Торез, Гарри Поллит. Эта открытая поддержка западными коммунистами сталинского террора стала после 1956-го угрозой самому существованию французской, итальянской, британской и других компартий. То, что процесс в подобных случаях проводился по заранее разработанному сценарию, в ходе реализации которого «показания» выбивали с применением изощренных пыток и истязаний, уже ни для кого не оставалось тайной.

Процесс по делу о «Союзном бюро меньшевиков» был открытым. И это обстоятельство стало непреодолимым барьером для Якубовича на пути к реабилитации.