… 29 января 1945 г. части нашей дивизии перешли границу Германии. Где-то в эти дни меня вызвали в штаб полка. Замполит майор Заведеев сказал, что командование рекомендует меня на должность комсорга батальона.
— Но ведь это же офицерская должность, а я — не офицер.
— Ничего, будешь офицером.
Так стал я комсоргом 1-го стрелкового батальона 1107 стрелкового полка 328 стрелковой дивизии. Это тебе на артбатарея, и не отделение разведки. Стрелковый пехотный батальон … Парторг, комсорг в первых рядах атакующих. Немцы отходят, многие из них отстали от своих частей, разбрелись по лесам, буеракам.
Наш батальон в походной колонне шел топким пролеском, который вдали исчезал в лесу. Колонна остановилась. Вперед пошли парторг батальона, заместитель командира полка по строевой части, с ними — пулеметчики со станковым пулеметом “Максим”, медсестра, человек 5 бойцов. Не прошло и полчаса — из лесу послышалась стрельба. Подождали. Стрельба не утихала, вестников из леса не было.
— Товарищ майор, разрешите мне туда, — обратился я к комбату.
— Иди, возьми еще человека три бойцов, и командир минроты пойдет.
Мы пошли. Прошли метров 800 лесом — проселок втягивался в лесную ложбину, вправо и влево — песчаные продолговатые холмы, поросшие сосновым зрелым редким лесом. Левый холм одним своим склоном спускался к лесному озерцу метров 800 шириной. Впереди ложбина и холмы упирались в фольварк — большой дом, перед ним — высокий деревянный забор. С левого холма короткими очередями строчил наш пулемет, из-за забора раздавались нечастые винтовочные выстрелы. Первое, что я увидел — медсестра тащила на носилках подполковника, зам. командира полка. Он кричал:
— Нас окружают!!..
— Замолчи, а то пристрелю! — не удержался я, ибо в то же время услышал из ложбины, где-то недалеко от забора:
— Комсорг, выручай! — то крикнул раненый парторг, увидев нашу группу, которая подходила. Подполковник умолк, медсестра потащила его дальше. (Кстати, оказалось: подполковник подлец и трус, был легко ранен в руку, а заставлял девушку тащить его на носилках). Мы ползком взобрались на возвышенность, я залег на ее вершине за сосной в каком-то углублении. Осмотрелся. Вгляделся в фольварк. Больших сил там не заметил, очевидно, “засела” там небольшая группа. Но позиция у них удобная, ведут прицельный огонь. Наш пулемет умолк — перегрелся; когда один из пулеметчиков попытался спуститься к озеру по воду — был убит. Сзади и немного правее меня залег командир минроты. Я позвал его — не откликается. Посмотрел — лежит неподвижно, пуля попала в голову. Нас осталось человек восемь. Я направил двух в обход озера, двух — в обход по правому холму. Там был лес, и перебегая от дерева к дереву, можно было подобраться ближе к усадьбе. Из-за забора послышались выстрелы, мы (а со мной оставались еще 3 человека) ответили огнем из карабинов и автомата. С левой и правой стороны подошли ближе к усадьбе посланные мной бойцы и тоже открыли огонь. Мы увидели, как от забора в глубь усадьбы, за дом побежали немцы. Стрельба прекратилась. В лощину втягивался батальон. С предосторожностями, послав вперед разведку, вошли на территорию усадьбы. Там никого не было.
Отправили в тыл парторга — он был тяжело ранен в живот. Чем дальше — сопротивление противника усиливалось. Очевидно, ему удалось перегруппировать силы, ввести резервы. Тяжелые бои вела наша дивизия возле Быдгоща, а затем — возле Шнайдемюля и Дейч-Кроне. Немцы создали здесь сильно укрепленные линии обороны, узлы обороны.
Опорными точками такой обороны были железобетонные ДОТы с бронированными колпаками. Это сооружение метра на три было зарыто в землю, над поверхностью виден был невысокий бронированный купол с амбразурами для пулеметов и автоматов. Внизу были нары, столик; до амбразур поднимались по специальным лесенкам. ДОТы располагались так, что они могли вести перекрестный огонь. Обезвредить их было очень тяжело. Каждый населенный пункт брали с тяжелыми кровопролитными боями.